Взятку мне принесли дохлым мышом. Соседский наглый черный кот с ехидненьким белым жабо на груди повадился к моей птичьей кормушке. На охоту. В прошлом году по разбросанным перьям я даже поняла, что уж один раз его охота удалась. С тех пор негодяй каждый день прокрадывается и залегает под кормушкой в траве. Птицы галдят, есть перестают. Я выбегаю с криками и улюлюканьем. И ломаю толстому гурману весь кайф. Вчера я гоняла его особо истово. Со шваброй. Кот до обеда подумал. Сходил куда-то в другие свои заповедные места. Смотрю: стоит у меня под кухонным окном, откуда я всегда начинаю свои крики. Выхожу: прямо под этим окном аккуратно лежит дохлый мышь. Взятка. Мол, хозяйка, что ж мы, не договоримся? Давай уже по понятиям. Ты меня не трогаешь, я отдаю тебе твою долю мышами.
Вот сейчас думаю. Мышь мы выкинули. Но черный разбойник может подумать, что съели: дара-то нет. Значит, вправе рассчитывать на снисхождение. И птиц жалко, и перед котом неудобно. Может, положить ему вместо мыша колбасы?
Сучка в ресторане – к драке
Сидим в ресторанчике на хорватском острове Вис. За соседним столиком располагается пара: загорелая длиннозубая самоуверенная англичанка с затюканным бледным мужем, которого она лениво дотюкивает. А с ними – веселый рыжий кобелек непонятной породы. Прадедушка явно лабрадор, а вот бабка, видать, была гулящая. Ну и нагуляла внуку морду кирпичиком и ушки, как у овчарки.
Пес к ресторанам приучен, лег себе под стол и приготовился коротать скучный вечерок. И вдруг! В дверь вошла Она. Чистейшей прелести чистейший образец. Полненькая, что называется – в теле. Шерстка черненькая лоснится. Глазки блестят. Очаровательный пушистый хвост приветливо помахивает, рисуя в воздухе кокетливую улыбку. А на шее – сверкает и переливается изумрудом чудесное украшение: светящийся ошейник. Нет слов. И надо же – это дивное творение природы усаживается прямо за соседний – нет, прямо под соседний столик. Наш кобелек подскочил, тоже хвостом разулыбался, засуетился вокруг красавицы. Хозяева обменялись дежурными вопросами:
– У вас сучка? А у нас кобель. Значит, не подерутся.
– А у вас какая порода?
– Ну, микс…
– И у нас микс!
А у парочки миксов под столом вечерок задался. Он ей уже нежно лижет ушко, она ободряюще поддевает его носом и кокетливо потряхивает головой. И тут, как назло, раскрывается дверь. И входит еще одна пара. С настоящим породистым лабрадором. На благородной морде пса отчетливо написана вся его безупречная родословная.
И тогда эта сучка – в прямом смысле слова – тут же бросает своего беспонтового ухажера. Радостно бросается навстречу аристократу. И уже сама стелется, хвостом бьет, в глаза заглядывает. Тот благосклонно принимает ухаживания смазливой простушки. Наш рыжий от такого предательства сначала оторопел. А потом плюнул на приличия. Выскочил из-под стола. И бросился на обидчика, пытаясь вцепиться ему в горло, как настощая приблудившаяся в дальних генах овчарка. Чтобы эта сука видела, кто тут самый сильный и на какое ничтожество она его променяла.
Ну, лай, визг, свара, хозяева псов разнимают, наш рыжий не успокаивается, рвется. Пара с лабрадором позорно покидает поле боя.
Через минут десять за соседним столом та же идиллия. Рыжий лижет этой дурище ушко. Она закрыла глаза и думает:
– А все же красавец был тот лабрадор! Красавец! И как на меня смотрел! Хороший получился вечер. Удачный. Надо будет этой соседской лохудре беспородной рассказать, как из-меня настоящий лабрадор с боксером (она открыла глаз, посмотрела на кавалера – нет, лучше с овчаркой) – в ресторане подрались!
Я отвела от парочки глаза на хозяев рыжего: лошадинозубую жилистую англичанку с ее белесым задохлым очкариком. И случайно натолкнулась на ее мечтательный взгляд, каким она провожала молодого греческого бога – смуглолицего официанта. Все сучки на свете одинаковы…
Про осу
Плыву я где-то на середине моря. Вдруг вижу: рядом на волне оса колышется. Лапками кверху. И так она отчаянно этими лапками перебирает. Надеется выжить. А как тут выживешь? Кругом вода. Жаль дуру. А не поможешь: ведь ужалит! Тут до меня доходит: посажу ее на плавательные очки! Оса хватается за них всеми лапами, залезает на резинку. А лететь не может. Крылья намокли.
Что делать? Не топить же? Плыву с очками наперевес к берегу. А эта оса, чуть оклемавшись, увидела меня – как давай по очкам метаться! Грохнулась в воду. Подбираю. Плыву. Тогда она с разбега пытается атаковать мою руку. Тут уж я сама ее в воду стряхиваю. Лежит, качается, лапами в воздухе жалобно сучит.