Пышки набирали высокой горкой и, давясь, запихивали их горячими в рот, обсыпаяя одежду белой пудрой и запивая нектарной сладости кофе со сгущенкой. О, эти минуты полного желудочного счастья!
И никогда не приходило в голову взять пышки с собой. Казалось, они могут существовать только здесь и сейчас.
– Как ты думаешь, – спросила я подругу. – Она может работать?
– Конечно, работает!
И я шагнула в свою юность.
Здесь пахло точно так же: этой жаркой смесью рожденных друг для друга вещей.
Очередь была поменьше. А продавщица – быстрая, голосистая, в грязноватом халатике, с выжженными химией профессионально-белыми кудрями – словно все та же.
– Три? Четыре? – кокетничала я сама с собой, затыкая возражения проклятой печенки, и уже у прилавка ловко ее надула, выпалив:
– Шесть!
В этот момент из подсобки вышел здоровый краснолицый мужик и крабистыми ручищами опрокинул в бак ведро густого кофе со сгущенкой. Мне показалось – по этому запаху, как по невидимой веревке, я скатилась во временной провал и вынырнула где-то там, в конце 70-х. Кстати, тогда свежевылитый перед тобой в бачок горячий кофе считался огромной удачей.
Мы сели за столик, маленькая интеллигентная дама топталась рядом со своими пончиками, мы ей махнули: присаживайтесь! Здесь в этом янтарно застывшем времени все люди – братья.
Через минуту мы уже знали (дама оказалась врачом – травником), как мне лечить печенку, что пить подружке на ночь и куда нам стоит еще сходить.
…С опаской поднесла я горячую зажаристую пышку ко рту. Знаете, говорят – не возвращайтесь к былым возлюбленным. Я боялась разочарования.
О! Это было оно. Нежнейшее жареное тесто с хрустящей корочкой. Сладчайший кофе. И да, рассыпавшаяся по куртке облаком сахарная пудра. Мне даже на миг почудилось, что я помчусь сейчас на занятия театральной лаборатории, а вечером – на спектакль, а потом – гулять допоздна по каналам, смотреть на мосты, пить прямо на улице захваченную кем-то из молодых критиков водку из бутылки, спорить о Ежи Гротовском и Любимове…
Когда будут изобретать машину времени – пусть заглянут в эту пышечную. Кажется, здесь знают секрет.
Как я ходила к остеопату
Вообще-то я такой медицине не верю. Но тут подружка говорит: в Питере попала к остеопатке. Восторг! Вот только на какие-то точки понажимала, и давняя боль прошла, организм прямо на глазах перестроился, стал молодым и здоровым.
– А кто эти – остеопаты?
– Ну, они кости лечат. Говорят, от неправильно расположенных костей все болезни.
А у меня, извините, как раз кости на ногах как-то неправильно расположились. Болят, гады, если долго ходить. Ну и печень, теперь-то понятно, почему бастует против всякого алкоголя. Прикреплена к костям неправильно.
И овладела мной мечта. Чтобы есть и пить по-прежнему, и порхать по земле мотыльком.
Да только записи к той остеопатше нет. Народ, обычным лечением разочарованный, толпой повалил вправлять кости от всех болезней. Даже цена приема в 5500 рублей его не останавливает.
И вдруг звонит мне подружка.
– Я, говорит, полгода назад к ней записалась. А поехать не могу. Хочешь, езжай в Питер вместо меня.
Как я обрадовалась – трудно и передать. Мало того, что оздоровлюсь, так с любимыми питерскими друзьями повидаюсь.
– Только ты на этот день ничего не назначай! – говорит подружка. – После процедуры слабость необыкновенная и в сон клонит.
Ну, приехала я в Питер. С друзьями погуляла. И в назначенный день отправилась на встречу с искусством врачевания.
Народ в приемной солидный сидит, журнальчики деловито листает. Наконец, выкликают меня.
Захожу.
– Травмы, переломы были? – строго спрашивает врач.
– Нет, – отвечаю честно. – Меня вот больше ноги беспокоят. Позвоночник побаливает. И печень шалит.
– Наклоняйтесь!
Ну, только я стала до пояса наклоняться, она уже кричит:
– Хватит, хватит! Все ясно! На кушетку ложитесь!
Ложусь. Схватила она меня сзади за основание черепа. И замерла. Прислушивается.
– О! – говорит. – А травма-то была!
– Не было! – упорствую я.