Тишкину груда распирала гордость: шутка сказать, сам Зиновий Васильевич признал, что колхоз разбогатеет, когда они засилосуют две ямы.
Председатель подал ему на прощание руку:
— Ну а вам за труд тоже начислим, что полагается. Так что после сенокоса пожалуйте в кассу…
Вот уж этого-то Тишка не ожидал. Ещё и заработок председатель сулит. То-то мать обрадуется, скажет: «Ну, теперь ничего не страшно, кормилец вырос у нас». — «Не кормилец, кормильцы!» — поправит её Славка, и мать их обоих сграбастает обнимать.
Председатель уехал на своей лошади, а Тишка весь день был как во сне. И о раковинах забыл, которые возил в карманах. Вспомнил, когда уже выпряглись и отвели лошадей на конюшню. Раковины заслюнявили белой слизью штаны, и когда Тишка достал их из кармана, когда увидел, как они, ссохнувшись, пораскрывали изуродованные признаками створки, в нём всё ворохнулось, к горлу подступил несглатываемый комок: «Ой, Тишка, а если самородок бросаешь?» Бывает же так, что недотёпа и золото, приняв за камень, отопнёт от себя, а удачливый нет, удачливый обязательно поднимет да поглядит — потому он и удачливый.
Тишка сунул раковины в заскорузлые от слизи карманы и, придерживая их руками, затрусил к сельсоветскому зданию. Оглянувшись, не следит ли за ним Славка, он юркнул под лестницу, где был вход в Аликову квартиру.
Алик был дома. Стол у него оказался накрытым широким, как скатерть, ватманским листом бумаги. Алик чего-то чертил.
Тишка, сияя, вызволил из карманов раковины:
— Альберт, все с признаками! Давай проверять! — Он положил раковины на табуретку, потому что стол был занят, и пытливо заглядывал Алику в лицо, сознавая, что потрафил ему. Но Алик к раковинам не прикоснулся.
— Видишь ли, в чём дело, Тихон, — сказал он размеренно и прошёлся по комнате, поскрипывая половицами. — Председатель был прав…
Значит, результаты проверки оказались плачевными… Но ведь с Аликовыми раковинами не повезло, а с Тишкиными вдруг что-то и выгорит.
— Проверить-то можно? — настаивал он.
— Ах, Тихон, Тихон, — поучающе проговорил Алик. — Проверять надо, когда теория подходит к определённому выводу, который требуется подтвердить практикой. А здесь чего проверять?..
— Но…
— Что «но», Тихон? — похлопал его по плечу Алик. — Я вижу: ты верный товарищ, не то что твой брат, который уже переметнулся к Дмитрию.
Тишка никогда не идеализировал своего брата, но правда есть правда.
— Ни к кому Славка не переметнулся, — набычился он, и тут ему на ум пришёл такой козырь, что Тишка сам удивился, как он об этом сразу-то не подумал. — Славка теперь уж и на лошади-то не работает, в яме торчит… А Митька — на лошади…
— Ну и что? — спросил Алик.
Да как это что?
— Они совсем врозь, — пояснил ему Тишка.
Алик задумался, вздохнул и, как в старой книжке, сказал:
— Ну, бог ему судья…
— А он неверующий, — на всякий случай предостерёг Алика Тишка.
— Да я тоже неверующий, — сказал Алик. — Но у образованных людей так принято говорить…
— А-а-а, — понимающе протянул Тишка и с тоской посмотрел на раковины: выходит, зря старался, Алик в их сторону и не смотрит.
Алик, будто прочитав его мысли, проникся к Тишке сочувствием:
— Я, конечно, дам тебе ножик, чтобы ты убедился в своём заблуждении, — сказал он, отправляясь на кухню, и, вернувшись уже с ножом, продолжил: — Видишь ли, я докопался до истоков нашей ошибки…
Тишка, сочувствуя, хотел спросить: и в Берёзовке, мол, не вышло? Но из деликатности промолчал. И без вопроса ему было ясно: не вышло. Иначе бы Алик встретил его раковины не презрительной усмешкой, а сломя голову побежал бы на кухню за ножом. Да ведь и в тот день, когда Алика застали на берегу Берёзовки с закатанными штанами, он был не случайно мрачнее тучи. Уже тогда можно было бы догадаться, что Алик потерпел неудачу.
— Тихон, а я докопался до истоков нашей ошибки, — повторил Алик фразу, на которую Тишка поначалу не обратил внимания. — Да, да, не смотри на меня так… Я вычислил истоки нашей ошибки.
Вот тебе раз! Свою ошибку Алик делил на всех. Но ведь у Тишки же на глазах было, как он бегал, жестикулируя руками и растопыря пальцы, по этой же комнате и сулил всем миллионы. Ну, Аличек, и короткая же у тебя память…
Тишка ни единым мускулом не дрогнул, чтобы не выдать себя, не показать, что он Алика уличил во лжи. Если Алику легче успокаивать нервы таким образом, пусть успокаивает: Тишке от этого, как говорится, ни жарко ни холодно. Алику, видимо, передались токи Тишкиного недоверия, глаза у него поплыли виноватой грустью, и он не отдал нож Тишке, а сам, скрежетнув железом по панцирю раковины, сунул лезвие в уже раздвинувшиеся от жажды створки и развернул его напоперёшку, будто забил кляп. Под пузырившимся взъёмом раковины было пусто.
— Ну, вот видишь, — поучающе заключил Алик, хотя глаза и у самого — Тишка видел — загорались на какое-то мгновение огнём. — Как я и предсказывал… Остальные вскрывать?
Тишка молча кивнул головой.
Алик чему-то усмехнулся.
— Однако, — только и вымолвил он и взял раковину со шрамом. В ней тоже не оказалось горошины, и Алик, уже сердясь, отказался вскрывать третью. — Да бесполезно же, Тихон! Пустая трата времени…
Ага, в Кереть переться за десять вёрст не трата, а две минуты израсходовать на готовую раковину — уже трата…
Тишка сам довёл начатое дело до конца. И только когда убедился, что и последняя, с вмятиной на боку, тоже пуста, он выбросил раковины в окно: курицы склюют!
Алик вымыл руки под умывальником, будто подвёл черту под пустым занятием.
— Я ж тебе говорил, что мы ошибались, — повторился он и вздохнул. Вздохнул он как-то не так, как вздыхал раньше, а освобождённо, словно сбросил с плеч ненужную ношу. — Да Тихон, председатель был прав: бассейн наших рек не жемчугоносный.
Алик уже не был удручён неудачей, и это Тишку удивляло.
— А ты почему раскис? — спросил Алик. — Расстроился?
Тишка не раскис и не расстроился, Тишка пока не опомнился. Он полагал, что и Алик от неудачи сникнет, а у Алика на лице безмятежность и удовлетворение.
— Тихон, — сказал Алик, догадавшись о причинах Тишкиного недоумения. — В науке всегда было так: и отрицательный результат — победа. Значит, ещё один неправильный путь отпал… Значит, можно приступать к следующему, который приблизит исследователя к открытию…
Да какая наука? Они же не с научной целью ходили на Кереть, а с самой что ни на есть практической… Но Алик уже обо всём, что было, забыл.
Он опять растопырил на руках пальцы и заходил по комнате:
— У меня, Тихон, появилась новая идея… Жемчуга ни в Керети, ни в Берёзовке нет — в этом мы убедились. И мы пойдём теперь по принципиально иному пути, чтобы сделать колхоз богатым…
Ну-у, затоковал, как тетерев… Зиновий Васильевич уже Тишке и без него сказал, как сделать колхоз богатым.
— Надо вторую яму засилосовать! — выпалил Тишка, повторяя председательскую подсказку.
Алик опешил:
— Тихон, какую вторую яму? Что за примитив?
Э-э, нет, уж тут Тишка ему не уступит.
— А Зиновий Васильевич сказал!
Алик поморщился, как от зубной боли:
— Твой Зиновий Васильевич привык работать по старинке.
— А он сказал, — стоял на своём Тишка, — засилосуете вторую яму — и разбогатеем.
Алик прошёлся по комнате, нагнув рыжую голову, будто искал, с кем ему предстоит бодаться.
— Сиюминутный интерес выгадывает, о будущем не печётся, — заявил Алик и подступил к Тишке. — А ты видел, как старухи работают на лугах? — спросил он.
— Видел.
— Ну и что скажешь об этом?
— Да хорошо работают, — сказал Тишка.
Алик всплеснул руками.
— А ты видел, что они по колено в воде? — напирал он. — Видел?
— Ну так река болотистая…
— А ты видел, что они дедовским способом, как при царе Горохе: тяп косою да тяп… Вручную, в наше-то время… Ты это видел?