— Ты что?! — вскинулся на него Славик. — Сами поймаем.
Тишка потянул брата за рукав:
— Пошли отсюда, а то они воротятся вот сейчас…
— Днём не воротятся. Не дураки.
И Тишка совсем упал духом: да что он, ночью собирается слежку устраивать? Ну уж Тишка в этом ему не помощник.
— Давай Егорову скажем…
— Я тебе, трусохвосту, скажу!
Они полежали молча. Славик обдумывал какой-то план, покусывал губы.
— Да, ночью, конечно, роса выпадет, холодно будет. И спать захочется. — Он вздохнул.
— А про мамку забыл? — добавил Тишка. — Она тебя так и выпустит ночью…
— Ну, её-то можно и обхитрить, в окно вылезти.
Поверху загудел ветер, и с деревьев, шурша, посыпались листья.
— Мы для начала часть клада в другое место перенесём. Посмотрим, хватятся или нет. Может, они уж давно об этом тайнике и думать забыли.
Тишка в предложении брата сразу заметил изъян. Но и звука против не проронил. Скажи Славке, что переносом можно врага спугнуть, на свою же голову и напросишь. Придётся тогда целые ночи напролёт дрогнуть в чащобнике. Нет уж, пусть переносит. Одна ночь прошла, ничего не случилось, и в другую пронесёт. Только воду не надо пить. На молоко перейти придётся. А Славик уже сам засомневался в своих планах.
— Нет, выставим всё-таки караул. А то, не дай бог, диверсанта отпустим. Ох уж мне бы его поймать!..
Славка таки взял из клада одну стекляшку, полую, как патрон, но длинную. Сунул её в карман.
— А ну, если самую нужную взял? Сра-а-зу приметят.
— A-а, брось ты! У них такого добра здесь не пересчитать.
Ну ничего-то он не боялся.
Братья по тропке вышли прямо к маслозаводу.
Тишка как ни прятался за Славкину спину, а Мария его уследила:
— Ну, мужички, чего-то вы к нам зачастили. Заходите, сливками напою. Но Тишка теперь учёный. Бочком, бочком, да от Марии подальше. Так и проскочил опасную зону.
Днем караулить клад отрядили Тихона и Серёжку. А на ночь Славка сколачивал отряд из своих дружков. Тишка брату не очень-то верил: такой прохвост, что не пошлёт и замены. А на словах как на гуслях играл: я да я… Разъякался, как царский министр.
— Вы повнимательнее там, — сказал Славка. — Чуть чего, так один срывайся ко мне, а другой чтоб у них по пятам. — И недоверчиво посмотрел на Тишку.
Тишка жался под его взглядом: идти в дозор ему не хотелось.
— Да ведь днём-то они не дураки, — ненастойчиво уговаривал он брата. — Днём они не придут.
— Вот потому и посылаем вас, а не сами идём. На всякий случай надо и днём держать тайник под контролем… Серёжка, ежели чуть чего, так ты к ним на пятки садись, ты проворнее. А ты, Тишка, на связь со мной выходи.
Тишка ёжился и не знал, как увильнуть от задания.
— А может, Егорова предупредим?
— Ты всё за своё… Смотри, Серёжка ничего не боится.
Но Тишка-то видел, что и Серёжка осиновым листом дрожал, только спорить не смел. За ним славы такой, как за Тишкой, ещё не водилось, вот он и крепился, показывал всем, что не трус. А уж лучше бы сейчас все по тысяче раз обругали Тишку переполошником, но не посылали б за маслозавод. Ведь, может, на верную гибель посылают… А Егорову бы сказать, и обошлось бы всё без жертв.
Вот же чёрт за язык потянул Тишку! И надо было ему о кладе брату проговориться! Перетерпел бы под одеялом ночь — и в живых остался. А теперь неизвестно, чем всё закончится.
Тишка хотел проститься с ребятами за руку, но брат так зыркнул на него глазами, что ни с того ни с сего у Тишки зачесались ладони.
— Тишка, иди-ка сюда. — Славик отвёл его в сторону и незаметно для всех дал тычка. — Сдезертируй только — никакой пощады не будет!
Тишка слезливо захлопал ресницами.
— Иди, иди! — подтолкнул его брат. — И чтоб до замены сидеть в укрытии, не вылезать. Если, конечно, они не придут. Сигнал опознания — кукушечий крик. Вот так: «Ку-ку, ку-ку, ку-ку» — три раза. Запомнили?
Серёжка кивнул головой, а Тишка, как истукан, и не кивнул. Сердце у него падало в пятки.
А присиделись в ельничке, так вроде и ничего. Комары вот только донимали их поначалу, лезли везде. Из-за них приходилось шевелиться, демаскировать себя. Но потом ребята приспособились, стали друг за другом следить: спикирует комар на шею Серёжке — Тихон его ладонью прижмёт; к Тишке опустится на ногу — Серёжка накроет рукой. Красота! Днём можно в засаде сидеть. Не ночью. Светло, всё видно кругом.
И вдруг впереди застрекотала сорока.
Тишка мгновенно насторожился. Кто-то, не остерегаясь, шёл от деревни по лесу, под ногами у него напористо потрескивал валежник.
Тишка прижался к земле и из-под низу стал следить за тропой.
Колыхнулись раздвигаемые кусты, и из-за них выскочила Мария.
Она несла что-то в подоле.
«Никак, грибы собирает?» — подумал Тишка и изумлённо привстал на локтях, потому что Мария остановилась у клада, приподняла еловую лапу и со звоном высыпала из подола всё, что несла.
Если бы она сделала это бережно, поосторожничала, Тишка заподозрил бы неладное. А Мария как сор курицам вытряхнула.
И Тишка сразу прозрел. Его зло на себя разобрало: вот слепой котёнок, каждый ведь вечер бегал на маслозавод молоко сдавать, сам ещё центрифугу крутил с пробирками, а тут эти же пробирки на свалке увидел и обомлел.
Правду говорят; у страха глаза велики. И маслозаводки-то хороши тоже: нашли место для битого стекла!
Тишка поднялся из-за кустов.
— Ты чего тут безобразничаешь? — сердито закричал он.
Мария испуганно ойкнула, но разглядела в кустах ребят и успокоилась.
— Что это вы тут делаете, полежаевские мужички? — спросила она притворно-ласково.
Серёжка благоразумно отступил на несколько шагов за ельник.
Тишка же не унимался:
— А ну как скотина напорется на твоё стекло? — деловито осведомлялся он.
— Ну, Тишка, ты и сердитый. Только ругаешься. Вот подожди, принесёшь молоко, так я тебе жирность занижу!
— Я мамке скажу. Не занизишь!
Мария совсем развеселилась. Как полоумная.
Ребята юркнули в кусты и напролом попёрли на николинскую дорогу, только бы разминуться с Марией, уйти от её острых насмешек.
Так на насмешки же и пришли.
Славка собрал всю свою ораву и издевался:
— Ну как, трусохвостики? Не зарезал никто? А я уж хотел шубу вывернуть наизнанку да к вам прийти. Маслозаводских склянок перепугались!
Тишка потупил взгляд.
Ну, Славочка, ну, погоди… Чтоб ты ещё раз Тишку чем-нибудь испугал, чтобы на пустяке провёл — да ни в жизнь! Тишка теперь тебе уж не переполошник! Хочешь, сегодня ночью на Межаков хутор отправится, туда, где на прошлой неделе волки овцу задрали?
Тишка вслух своего решения не высказал: зачем раньше времени языком болтать? Но смелость-то уже распирала его, и он торжествующе посмотрел на брата.
Сережкина премия
Все началось с прошлого лета. А бабушка Ульяна утверждает — раньше. Говорит, Серёжка тогда ещё в школу не ходил, совсем маленький был. Убежит на конюшню и всё вокруг лошадей лазит, пока его не прогонят. Потом собачонку раздобыл где-то, с ней возился.
— Ну, а дояром-то с прошлого лета стал! — смеялась мать.
— Дояром с прошлого, когда во второй класс перевели, — соглашалась с ней бабушка и подытоживала: — Ну вот видишь, за год велосипед заработал.
Серёжка боялся на велосипед и дышать. Поставил его у крыльца к стене, а сам отходил то к черёмухе, то к воротам и всё любовался на него издали. Вишнёвого цвета, отсвечивающий в закатном солнце никелированными ободами и спицами, с круто изгибающимся рулём, велосипед был и вправду хорош.