Подул легкий ветерок, неся с собой весенние терпкие ароматы и свежесть юной листвы.
Сколько можно мечтать о несбыточном? Особенно если жизнь уже давно перевалила за середину, и все без толку? Если даже Дар Драконов не смог осветить его жизнь, обернулся проклятием?
Что нужно, чтобы обратить проклятие в дар? Как это сделал Лассар? Какой силы ждет от него Нимоа?
Илча набрал полную грудь здешнего воздуха. Сейчас или никогда.
— Я отдаю ее! Забирайте! — крикнул он, в точности не зная, как делаются такие дела. — Я говорю, забирайте!
И резко обернулся, ощутив, что не один.
По зеленой траве к нему шел Дракон. Такой же, как в пещере, в безмерно потертом кадамче, со знакомым шрамом, молодой и старый одновременно.
Илча ждал, и с каждым шагом сожаление и предчувствие утраты становилось острее. Дракон приблизился.
«Ты возвращаешь Дар Драконов?»
— Да, — решительно отрезал Илча.
«Ты знаешь, что другого не будет?»
— Да, — на этот раз голос дрогнул.
Дракон вытянул руку, и Илча почувствовал, как что–то теплыми и холодными струями течет наружу, сопровождая свой уход болью и облегчением. Но внутри осталась пустота, и она противно подрагивала щупальцами, не зная за что теперь ухватиться.
«Пустота заполнится».
На ладони Дракона соткался шар, уже не такого нежного фиолетового оттенка, как раньше. Искры болезненно подрагивали внутри, ужасая Илчу своей темнотой.
— Что это с ней? — пробормотал он.
«Она была твоей».
Илча поперхнулся.
— Я… испортил ее?
«Нет. Лишь немного изменил по своему подобию. Она быстро оправится, быстрее тебя».
— И все пойдет, как раньше?
«Все оставляет след, ничто не возвращается к исходному».
— И что… дальше делать?
Илча обернулся к плите, венчавшей последнее пристанище стихотворца. Когда перевел взгляд обратно, то Дракона уже не было, только в голове настойчиво, эхом звучало:
«Думай о том, чего хочешь больше всего на свете. На самом деле».
Он долго вдыхал здешний воздух, совсем не думалось, как будто ничего уже и не хотелось. Удивительно, но это место делало его сильнее, рассудительнее. Он бережно провел рукой по выбитой вязи:
Кто может вольный ветер привязать.
Ветер получил, чего желал. И даже смерть над ним не властна, ей ничего не досталось, все отдано без остатка. Его сердце здесь, в этом месте. И еще в ветре, шуршащем листвой, в голосах бродячих артистов на всех площадях и улицах, в свитках, пылящихся в маленьких сундучках и больших Хранилищах, в людской памяти, в легендах про Вольного Ветра… Да мало ли… Даже в Драконе осталась его часть.
А чего хотелось Илче? Силу свою показать, ум и доблесть? Кому? Уж не самой ли судьбе–злодейке? Пока вся жизнь не пролетела мимо.
Нет, определенно это место полным–полно было самого настоящего чародейства. Не хотелось больше ничего и никому показывать. Не хотелось вновь выискивать вожделенный случай, что вознесет его… одни только двары знают куда.
— Уж какой есть, такой есть, — пробормотал Илча, оборачиваясь.
На этот раз из–за деревьев показался Лассар. Видно, он долго ждал, не желая тревожить Илчу, но дела его в Фалесте не терпели отлагательства. Удивительно, но теперь его всевидящий взгляд не ранил, хотя глава иледов остался прежним.
— Я… — начал Илча и невольно запнулся.
Вот уж не думал, что когда–нибудь придется повторить это вновь. Судьба и вправду штука… очень странно загнутая.
— Я хочу служить тебе!
Эпилог
— Скоро? Уже скоро? — Соле в который раз поглядывала в окошко, но не узревала ничего примечательного, кроме тучи, медленно ползшей над неровной степью. — А мы не проехали?
— Откуда мне знать? — ответил отец, досадуя, что его оборвали на полуслове.
— Спроси у нашего возницы!
Господин Ашантри с неудовольствием прервал приятнейшую беседу.
— Соле!
Только сейчас она поняла, что напряженное ожидание заставило ее позабыть о воспитании, «приличествующем девице из хорошего семейства», и покраснела. Однако их случайный попутчик, важный немолодой господин, волею судьбы оказавшийся в той же карете, следующей в Фалесту, и назвавшийся Идо Истари, неожиданно встал на сторону девушки, хотя до сего момента благосклонно внимал отцу Соле.