И так каждый из них рвался принести себя в жертву, стараясь превзойти другого и продлить жизнь повелителя. И, наконец, все вчетвером выступили вперед со словами:
– Это пустяк – отдать жизнь в жертву за падишаха!
Сначала сын Джанбаза как бы пожертвовал головой и сказал:
– Вот моя голова и меч. Делай все, что пожелаешь.
Затем дочь согласилась расстаться с жизнью, а затем и жена присоединилась к ним. Джанбаз, видя такую самоотверженность жены и детей, приставил к шее меч, подобный молнии, чтобы лишить себя жизни, как вдруг из степи раздался голос:
– О преданный муж! Не спеши, не пускай меча в ход, не окропляй своей пречистой кровью безжалостный кинжал, ибо твоя жертва принята. Во имя преданности и самопожертвования, которые ты явил, не пожалев ради своего благодетеля жены, сына и дочери, к сроку жизни падишаха прибавлено еще много лет. Пусть твои родные вновь облачатся в одеяния бытия и пусть жизнь их продлится.
После этого голос умолк, а семья Джанбаза осталась в целости и сохранности. А олицетворение жизни падишаха, подобного которому еще никто не видел, исчезло и скрылось, словно дух. Джанбаз же тотчас вернулся на свое место.
А падишах меж тем тоже воротился и стоял в своем величественном дворце, дожидаясь появления Джанбаза. И вот падишах вопросил его:
– Ну, Джанбаз! Что ты видел? Что за песни слыхал?
– Да продлится жизнь падишаха, – отвечал Джанбаз, – это была добрая весть. Я увидел красивую и пленительную женщину, которая разгневалась на мужа и ушла прочь. Я, твой нижайший раб, примирил их, и она вернулась в свой дом. Более ничего примечательного не было. Падишаху не о чем тужить, нет нужды задумываться о тех песнях. Ему подобает счастливо восседать на троне желаний и престоле благоденствия.
На другой день, когда властелин звезд взошел на изумрудный престол на востоке, словно светоч жизни падишаха Хузистана, звезда пребывания его в этом мире, повелитель устроил прием на ковре владычества в тронном зале счастья. Он удостоил везиров, избранных надимов, мудрецов и философов державы чести облобызать прах у своих ног, а потом рассказал о верности и преданности своего слуги, в которых убедился воочию. Он назначил его своим ближайшим помощником, осчастливил, возведя из положения слуги в наивысший сан, отдав ему предпочтение перед всеми вельможами и великими мужами державы, от души и сердца одобрив его преданность и верность.
Все это было наградой за то, что Джанбаз и душу и сердце – властелинов в царстве тела, главных в державе плоти – не пожалел принести в жертву, за то, что готов был пожертвовать женой и детьми, самыми любимыми и дорогими существами, ради своего господина. И поскольку у него были добрые помыслы, и он справился со своими обязанностями благодаря добронравию, то, конечно, всевышний не дал погибнуть его жене и детям в вознаграждение за его добродетели. Бог прибавил жизни его повелителю, оставил в живых членов его семьи, и он обрел долю в обоих мирах и был вознагражден. А после того он ласкал локоны красавиц и вкушал сполна наслаждение из рубиновых уст прекрасных дев, и к нему полностью применим аят:[91] «Никогда не обретете вы благочестия, пока не станете расходовать из того, что вы любите»,[92] и он всегда помнил эти стихи:
И попугай закончил так:
– О Мах-Шакар! Берегись. Что ты скажешь о мужестве и благородстве Джанбаза и его семьи? Кто из четырех благороднее? Кому из них отдать предпочтение?
Мах-Шакар раздумывала над ответом на вопрос попугая, когда утренний рассвет, словно ее светлый лик, озарил мрак мира, а лучезарное солнце засияло, словно ее прекрасное лицо.
ПОВЕСТЬ о ювелире и резчике по дереву, о том, как они отправились в кумирню и унесли золотые фигуры, как ювелир перепрятал их, а резчик похитил детей ювелира и как затем ювелир вернул идолов
91
Аят – стих или строка главы (суры) Корана, изложенного ритмизованной прозой. Первоначально само это слово обозначало «доказательство веры», а также «чудо». В начале деятельности Мухаммада, когда его противники в Мекке требовали от «пророка» совершения чудес, которые подтвердили бы его миссию, он отвечал им речами, образовавшими впоследствии Коран, которые выдавал за откровения, ниспосылаемые свыше, т. е. чудеса. Это и были аяты.