И лучше теперь царю – да продлится его жизнь – не спешить с моей казнью. Что стоило бы господу – всевышнему и всеславному, могущественному и всесильному, сотворить семь небес и землю в течение часа? Однако он творил их в течение шести дней, как сказано: «Воистину, ваш господь – Аллах, который сотворил небеса и землю за шесть дней»[156] – и все для того, чтобы это послужило примером для людей и уроком для падишахов. Иными словами, в приказаниях и запретах цари должны избрать своим лозунгом медлительность и терпение, начертать на знамени державы слова терпеливости и степенности, не должны дозволять себе поспешность и торопливость в делах наказания и возмездия.
– Так-то оно так, – возразил царь, – но могу ли я простить явное преступление и открытое предательство? Могу ли пренебречь наказанием преступника и возмездием предателю? Чем я смогу оправдывать перед другими царями пренебрежение, попустительство и потакание такому необычному преступлению и проступку? Ведь мудрецы сказали:
– Пусть царь прикажет, – стал умолять попугай, – поставить в саду, рядом с тем деревом, царский шатер, пусть собственной рукой сорвет плод и даст какой-нибудь скотине. Если она околеет, то тогда я воистину потеряю всякую надежду на драгоценную жизнь. Но если же плод окажется сладким и вкусным и подаст весть о жизни вечной, то государь убедится в верности и искренности своего покорного раба, в моей невиновности.
Такое предложение падишаху понравилось, он приказал разбить в саду царские шатры, спустился из дворца и сорвал с дерева плод. Потом он приказал привести дряхлую старуху, которая только по лени не сходила в могилу. Если бы этот плод оказался таким же, как и прежний, то о смерти старухи никто не пожалел бы. Ей дали отведать плод, и дряхлая старуха, живой труп, превратилась в двенадцатилетнюю деву, осень старости для нее обернулась весной юности. Следующий плод съел сам царь, а потом велел дать и другим. И все они стали вечно юными, обрели новую жизнь. И хотя царь сначала усомнился в искренности намерений попугая, однако в конечном итоге убедился в его верности и преданности и оказал ему многие милости.
Доведя рассказ до этого места, попугай сказал:
– О Мах-Шакар! Ты оценишь меня и убедишься в моей преданности, когда счастливая и довольная вернешься со свидания с возлюбленным.
Мах-Шакар проворно стала повязываться поясом расторопности, чтобы навестить возлюбленного, но тут:
ПОВЕСТЬ о сыне везира, о купце, о деревянном попугае, который умел говорить
На девятую ночь, когда позолоченный павлин солнца полетел в сад запада, когда темно-синий попугай неба прибыл из Хинду-стана востока, Мах-Шакар, выступая словно куропатка, сжигаемая желанием лицезреть возлюбленного, томимая стремлением увидеть любимого, мечтая посетить дом утешителя, пришла к попугаю и попросила разрешения отправиться на свидание.
– Да, – отвечал попугай, – на этот раз нет никаких препятствий и помех. Конечно, надо спешить озарить келью друга лучами твоего света и сиянием радости и превратить ее в цветник. Я же, твой покорный раб, этой ночью не стану рассказывать никаких историй, не стану нанизывать жемчужины сказаний. Вот только хотел сказать вкратце несколько слов в назидание и наставление. Они пригодятся тебе при свидании с любимым, не дадут споткнуться при встрече с ним. Я скажу эти слова, надеясь, что ты выслушаешь их сердцем и во всем последуешь им, ибо они – заглавное предложение жизни и основа всех обычаев благовоспитанности.