Я осторожно подняла ее, чувствуя, как пальцы дрожат.
На листе — одно слово, выведенное знакомым почерком: «ЖИВИ!».
Я замерла, не веря своим глазам.
Сердце остановилось, словно его тоже парализовало.
Этот почерк…
Я бы узнала его среди тысячи других!
Он был на письмах, которые он писал мне в первые дни нашей любви. Тот, с кем я гуляла по саду, утопая в аромате цветущих роз и слушая, как ветер играет с листвой. Тот, кто целовал меня под луной, когда звезды казались ближе, чем когда-либо. Тот, кого я оплакиваю.
— Анталь… — прошептала я, и голос мой дрожал, как и всё внутри меня.
И в этот момент записка вспыхнула.
Не как обычная бумага, которую можно поджечь.
Нет, это было нечто большее.
Это был огонь, родившийся из воздуха, словно сама судьба решила напомнить мне о своем присутствии.
Пламя охватило лист, заставив его выпустить из рук. Огонь тут же сожрал слово, которое я так долго пыталась понять, и погас, оставив лишь пепел в моей руке.
Глава 16
Я смотрела на этот пепел, на то, что было его голосом, его присутствием, и поняла: «Я жива. Но кто-то не хочет, чтобы я умерла».
Эти слова эхом отозвались в моей голове, заставляя сердце биться быстрее.
Я встала, дрожа, как лист на ветру.
Каждый шаг отзывался болью в сердце, но я не могла остановиться.
Я нашла старую, скрипучую дверь, которая, казалось, простонала, когда я её открывала. За ней была лестница в знакомый коридор, тот самый, который вёл к моей комнате. Тот, по которому я ходила каждый день, словно он был частью меня самой.
Но теперь он казался чужим, как будто я вернулась из загробного мира, где всё было иначе, где время остановилось.
Я спустилась вниз, слыша, как бушует страшная буря.
Слуги стояли у двери моей комнаты, их лица были бледными, как у призраков. Один из них держал свечу, но его руки дрожали так сильно, что пламя почти угасло. Другая служанка прижимала руки к груди, словно пыталась удержать своё сердце, которое, казалось, готово было выскочить из груди.
— А что случилось? — спросила я, стараясь говорить твёрдо, хотя внутри меня всё дрожало.
Они обернулись, их глаза расширились от ужаса. Кто-то ахнул, кто-то отшатнулся, кто-то упал на колени, словно не веря своим глазам.
— О, боги… — прошептала одна из служанок, её голос дрожал. — Это… это невозможно…
Она сделала шаг вперёд, словно не веря своим глазам. Её пальцы дрожали, когда она осторожно прикоснулась к моей руке.
— Госпожа… Вы живы… — её голос был полон слёз и облегчения.
Я прошла мимо них, чувствуя, как их взгляды прожигают мою спину. Вошла в комнату и увидела ад.
Моя уютная комната, где всегда царил порядок и уют, теперь напоминала поле битвы.
Огромное дерево — мокрое, тяжёлое, ещё живое, с каплями дождя на листьях, — лежало посреди пролома в стене, словно гигантский страж, ворвавшийся в мой дом.
Ветки, как когти, впивались в потолок, придавили кровать, разбили шкаф на множество осколков, превратили трельяж в груду щепок.
В центре этого хаоса стоял он. Агостон.
Его мокрые волосы прилипли ко лбу, рубашка была порвана, руки в крови. Он стоял на коленях, его плечи дрожали от напряжения. Он пытался вытащить обломки огромной доски.
Рядом с ним, словно тени, стояли доктор Меривезер и дворецкий Харгривз. Их лица были покрыты пылью и грязью, в глазах читался страх.
— Господин, — хрипло сказал Харгривз, его голос дрожал. — Мы не можем найти тело. Но она должна быть здесь. Она не могла выйти. Дверь была заперта изнутри. Служанка обычно дежурит у ее двери. Она не могла пройти мимо.
Агостон поднял голову, его взгляд был пустым, как у человека, который потерял всё, что имел. Он не плакал, но в его глазах отражалась бездна отчаяния и боли.
В этот момент я почувствовала странную радость, разливающуюся по моим венам. Это было нечто большее, чем просто удовлетворение. Это была сладкая месть за всё, что он сделал.
Да! Он страдает! Я так хотела, чтобы он страдал.
И внезапно это чувство вдохнуло в меня жизнь. Словно месть за то, что не спас, не уберег, бросил, растекалась по моим венам, принося облегчение жгучей боли потери.
Глава 17
Но радость длилась недолго. Первым меня увидел доктор.
Он подошел к Агостону, который все еще стоял неподвижно, как статуя, и легонько толкнул его в бок.
Агостон повернулся в мою сторону и замер, не дыша, не моргая, только смотрел на меня с каким-то странным выражением лица.
Из его рук выпала дверца шкафа, которую он держал, и с грохотом упала на пол.