Его голос был ровным, но в нём я услышала что-то, что заставило меня замереть. Это была смесь усталости, боли и чего-то ещё, чему я не могла найти названия.
Он улыбнулся, его улыбка была тёплой и искренней.
— Так вы все еще горите желанием? — спросил Агостон.
— Да, — сказала я. — Я хочу, чтобы вы научили. По-настоящему. Я хочу сама играть её. Возможно…
Я замолчала.
— Возможно… — начала я, но тут же замолчала. Слова застряли у меня в горле. Возможно, это поможет мне. Возможно, музыка станет моим лекарством от боли. Возможно, я смогу выразить её… как-то иначе.
Агостон прищурился, словно не веря своим ушам. Его взгляд стал более внимательным, и в нём мелькнуло что-то новое — интерес, может быть, даже надежда.
— Одну минутку. Я придумал, как вас научить, — произнес Агостон. — Я когда-то так учил играть брата. Будете смеяться, но он не знал названия ни одной ноты.
Он поднялся с места и направился к кабинету. Я услышала, как генерал что-то ищет там, и через мгновение он вернулся с листом бумаги и клеем. Его движения были уверенными, но в них тоже было что-то, что выдавало его внутреннее напряжение.
Потом ушёл в кабинет.
Вернулся с клеем.
Приклеил бумажки с цифрами прямо на клавиши.
— Вот так, — произнёс Агостон, разорвав лист на небольшие кусочки и аккуратно приклеив их на клавиши. — Чтобы вы не путались.
— Это же глупо, — сказала я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я не ребёнок!
Он улыбнулся, но на этот раз его улыбка была мягкой и тёплой.
— Я знаю, — ответил он. — Но играете пока как ребенок.
Глава 42
Я хотела спорить. Я чувствовала, как внутри меня поднимается волна протеста, как воздух вокруг наполняется невидимыми искрами. Но… так действительно было проще.
Я начала.
1.
2.
3.
4.
Звуки рождались из-под моих пальцев, словно оживая. Я сбивалась, теряла ритм, и мелодия рассыпалась на осколки. Потом я взяла себя в руки.
Я снова пыталась.
Медленно, неуверенно. Пальцы дрожали, а мысли путались. Но я знала, что должна. Должна найти ту самую мелодию, которая жила в моём сердце.
И вдруг…
Я сыграла её.
Целиком.
Медленно, сбиваясь, но — сыграла.
Я замерла.
Время словно остановилось.
Сердце колотилось так сильно, что казалось, оно готово выпрыгнуть из груди. Но это была не та радость, которую я ожидала. Это была радость от преодоления. От того, что я смогла.
Я сделала это. Я смогла. Я сыграла мелодию, которую считала святой.
Я обернулась, чувствуя, как меня переполняет радость. Я хотела сказать «спасибо». Хотела увидеть его улыбку. Хотела, чтобы он разделил это со мной. Почему-то сейчас мне это было важно!
Но лицо генерала было серьёзным. Он смотрел на меня, и в его глазах я увидела что-то странное. Не серые, как обычно, а чёрные, как сама ночь.
— Не надо благодарностей, — сказал он тихо, но твёрдо. — Я боюсь, как бы вам не стало хуже. В этой мелодии ваши воспоминания, ваша боль. И вы снова пытаетесь окунуться в нее. Мне кажется, я допустил ошибку, научив вас ее играть. Ведь теперь вы точно не сможете отпустить свою боль.
— Но почему? — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Почему вы помогаете мне?
Он улыбнулся, но это была не та улыбка, которую я ждала. В ней было что-то горькое, что-то, что я не могла понять.
— Потому что я не могу отказать вам, — произнёс Агостон с лёгкой насмешкой в голосе. Его слова прозвучали как приговор, но я не могла отвести от него взгляда.
Я опустила глаза на клавиши рояля, мои пальцы замерли над ними. Но я не могла удержаться и снова повторила ту же мелодию.
Она была как вздох облегчения, как попытка найти утешение в звуках.
Я чувствовала радость, чистую, искреннюю, но она была похожа на мираж, который исчезнет, стоит мне открыть глаза.
А потом я сделала то, о чём потом жалела.
Глава 43
Я положила свою руку поверх его руки.
В этом жесте было больше отчаяния, чем благодарности, и легонько пожала ее. Сейчас я искренне была ему благодарна. Мелодия не умрет. Она будет жить, пока я жива.
Казалось, на мои глаза навернулись слезы признательности.
Мне показалось, что если прямо сейчас он просто обнимет меня, скажет, что он сожалеет, что ему так же больно, как и мне, то все изменится. Между нами что-то изменится…
Агостон не убрал руку.
Но и не ответил.
«Давай! Прояви женское коварство! Заставь его поверить в то, что он тебе небезразличен!», — нашептывал дьявол, сидящий на левом плече.