— Он хотел видеть вас, — продолжил Агостон, его слова были пропитаны горечью. — И я не мог ему отказать. Поэтому… он приходит. Иногда. В сад. У фонаря.
Я стояла, не шевелясь, словно статуя. Сердце колотилось в груди, но не от боли — от стыда. Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, а дыхание становится прерывистым.
— Я считала вас убийцей, — прошептала я, голос мой дрожал, но я пыталась говорить твёрдо. — Я думала, что вы его убили. Что вы украли его жизнь. Его имя. Его любовь. И я мстила вам.
Я хотела причинить ему боль, хотела, чтобы он почувствовал то, что чувствовала я. Но теперь я понимала, что ошибалась.
— Я танцевала с офицером. Я хотела причинить вам боль. Я хотела, чтобы вы почувствовали то, что чувствовала я. Но я ошибалась. Вы не убийца. Вы — его страж. Вы — его защитник. Вы — его брат, сквозь слезы запоздалого раскаяния прошептала я.
Я сглотнула, находя в себе силы продолжить.
— Теперь я знаю! Вы не убийца, — произнесла я, глядя ему в глаза. — Вы — его страж. Вы — его защитник. Вы — его брат.
Я подняла глаза.
Видела, как он смотрит на меня.
Не с сарказмом.
Не с холодом.
С болью.
Я сделала шаг вперёд, чувствуя, как внутри меня зарождается что-то новое — прощение. Я протянула руку, чувствуя, как подрагивают кончики моих пальцев. Только сейчас я осознала всю глубину жертвы, которую принес Агостон.
— Не торопитесь, — усмехнулся он. — Может, вы меня потом еще раз возненавидите! Кто его знает…
Но я протягивала ему руку. Мне сейчас нужно было его прощение. Только оно могло принести мне облегчение. Теперь, когда я знала, что мой муж жив, меня тревожило проклятие и то, что я натворила.
«Прошу вас!», — шептала я взглядом.
Агостон посмотрел на мою руку, потом заглянул мне в глаза.
— Вы не обязаны извиняться, — произнёс он, глядя прямо мне в глаза. — Вы имели право.
Он сказал это спокойно, но с такой твёрдостью, что я замерла. Его голос, обычно мягкий и чуть хриплый, сейчас звучал как сталь.
Я не хотела быть виноватой, но его взгляд не оставлял мне шанса на оправдание.
— Вы имели право. Ведь я не ваш муж. Я — его брат. И его убийца, — произнёс Агостон.
— Но вы не убивали, — прошептала я. — Я не знаю, что произошло на самом деле. Но я больше не верю, что вы могли его убить. Потому что если бы вы его убили… вы не стали бы защищать его память. Вы не стали бы стражем, которого он просил охранять меня.
Словно раздумывая, простить меня или нет, Агостон бережно взял её.
— А вы не боитесь, — произнёс он. — Что, взяв вас за руку однажды, я могу ее не отпустить больше никогда? Нет такого тревожного чувства?
Я почувствовала, словно по телу пробежала волна облегчения. Наши пальцы переплелись, и в этот момент я поняла, что всё может быть иначе. Что прошлое не всегда определяет наше будущее.
— Нет, — ответила я. Но в моем голосе не прозвучало строгой решимости, которая должна была прозвучать.
— И сейчас, когда мы снова друзья, — заметил Агостон. — Я думаю, как защитить вас.
Он не сразу ответил. Его лицо оставалось непроницаемым, но я заметила, как в его глазах промелькнуло что-то тёмное и глубокое.
— От кого? — спросила я.
— От него, — произнёс Агостон.
Его тон изменился. Он посмотрел на мою руку в своей руке, а потом на мое удивленное лицо.
— Впрочем, в том, что случилось, вы виноваты сами…
Глава 51
— Вы слишком красивы, чтобы можно было устоять. И я вас даже ненавижу. Вы как клинышек, но очень очаровательный клинышек, который вбивается между мной и братом. Простите. Я устал. Я зол. Я прямолинеен.
— Почему вы не сказали мне раньше? — спросила я, мой голос дрожал от волнения и недоверия.
Он медленно поднял глаза, в которых читалась смесь усталости и боли.
— А вы бы поверили? — спросил он тихо, почти шепотом.
Я замерла, чувствуя, как в груди что-то оборвалось.
— Вы бы поверили человеку, которого считали хорошим стратегом, грамотным тактиком, преданным делу, но, если говорить другими словами, то благородным убийцей собственного брата? — продолжил он, его голос стал жестче. — Вы бы поверили, что ваш муж жив, но не может прикоснуться к вам? Что его поцелуй — смерть? Что его прикосновение убьет вас на месте?
Я не могла поверить, что он мог так говорить. Но в глубине души я знала, что это правда.
Он встал, его движения были плавными, но в них чувствовалась скрытая угроза.
— Вы бы поверили, что я сделал это ради вас? Что я спрятал его, чтобы вы не умерли? Чтобы вы остались живы? Чтобы вы могли ненавидеть меня… но не умереть от его руки? Вы бы поверили, что я вместе с ним ищу способ снять это проклятие?
— Тогда зачем вы женились на мне? — спросила я.
— Во-первых, оставлять вас одну без присмотра в такой момент было опасно. Неизвестно, куда бы привело вас ваше горе. Это раз! — четко обозначил Агостон. — Жить с вами под одной крышей я не имел права. Я двоюродный брат вашего мужа. Не отец, не ваш брат. Даже брату мужа общество бы это простило. Наверное. Я не хотел бросать тень на вашу репутацию. Это два. А в-третьих, я хочу уберечь вас. От него. От вашей любви, которая может обернуться смертью. Я слишком хорошо знаю своего брата. И слишком хорошо знаю, что любовь слепа. А также нема, тупа и так далее. Что удержало бы вас в саду, если бы меня не было рядом? Что удержало бы вас? Ничего.
Он говорил тихо, но в его голосе звучала твёрдая уверенность, как будто он знал что-то, что могло изменить всё. Я смотрела на него, не отрывая глаз, пытаясь понять, стоит ли верить его словам.
— Потому что правда — это единственное, что может спасти вас, — ответил он, глядя прямо в глаза. — От смерти. Потому положиться в этом вопросе на брата я не могу.
Глава 52
Я стояла у окна гостиной и смотрела в темноту сада, где лунный свет окутывал всё вокруг таинственным сиянием.
Луна освещала фонарь, под которым прошлой ночью я видела силуэт, от которого сердце замирало и начинало биться быстрее. Я положила руку на грудь, словно пытаясь успокоить его бешеный ритм, боясь, что оно вырвется наружу.
Внезапно теплые ладони легли мне на плечи. Они были легкими, почти невесомыми, но в их прикосновении чувствовалась нежность и тревога. Агостон, стоящий позади меня, шептал слова, которые звучали не как приказ, а как мольба:
— Вы не должны ходить к нему.
Я не обернулась, продолжая смотреть на фонарь вдали. Мой голос был спокоен, но в нем звучала решимость:
— Почему? Вы же сами сказали, что он жив. Я хочу увидеть его. Для меня это важно.
Агостон подошел ближе, его дыхание касалось моей шеи, вызывая мурашки по коже. Он обнял меня, прижимая к себе, словно пытаясь защитить от всего мира. Его голос стал тише, но в нем звучала боль:
— Да, я сказал, что он жив, — ответил он, приближаясь. Его дыхание коснулось моей шеи. — Но я не сказал, что он безопасен для вас.
Он обнял меня, словно пытаясь защитить от всего мира.
— Проклятие, которое было на том маге, не просто так. Оно было создано для людей, у которых магический потенциал ограничен. Но у драконов… — он замолчал, словно подбирая слова. — У драконов магический потенциал намного выше. И проклятие может проявиться иначе. Непредсказуемо. Ректор академии предупредил об этом, когда увидел Анталя.
Я почувствовала, как его руки напряглись, и в его голосе появилась та болезненная нота, которую я не могла не услышать. Он что-то скрывал.
— Но разве нельзя что-то сделать? — спросила я дрожащим голосом, в котором сквозила надежда. — Найти способ снять это проклятие?
— Но разве нельзя что-то сделать? Найти способ снять это проклятие?
Агостон тяжело сглотнул, и я почувствовала, как его пальцы сжались на моих плечах. Он выцеживал слова, будто каждое из них давалось ему с огромным трудом: