Глава 73
Я сидела рядом с Агостоном в его кабинете.
Свет лампы мягко ложился на стены, создавая уют, но в воздухе витало напряжение.
Его рука лежала у меня на коленях, и я чувствовала тепло, которое он пытался скрыть за отстранённостью.
Я осторожно наносила мазь. Доктор Меривезер был прав: зелье подействовало.
Раны начали неохотно затягиваться, давая надежду на полное выздоровление.
Мои пальцы скользили по шрамам, словно по нотам невидимой мелодии. Казалось, что именно так я могла сказать ему: «Спасибо…».
— Вы слишком нежны, — пробормотал Агостон, не глядя на меня. Его голос звучал глухо, словно он пытался скрыть что-то, что тревожило его. — Драконы не нуждаются в такой заботе.
Я усмехнулась, чувствуя, как внутри меня поднимается раздражение.
— А люди, которые заявляют, что не нуждаются в заботе, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, — нуждаются в ней больше всех.
Он взглянул на меня, и его губы тронула слабая улыбка.
Но глаза оставались холодными, словно лёд. В них читалась странная грусть, которая заставляла моё сердце сжиматься.
— Вы сегодня какой-то… не такой, — произнесла я, чувствуя, как внутри меня зарождается тревога. — Что-то не так?
Он вздохнул, отводя взгляд. Его пальцы нервно сжались в кулаки.
— Наверное, я переживаю за вас, — сказал он, стараясь не смотреть мне в глаза. — Если проклятие будет снято, то Анталь сможет вернуться.
— Вы переживаете из-за этого? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко, но твёрдо. Я аккуратно накладывала последний слой мази, стараясь не показать, как сильно меня тронули его слова.
Я чувствовала, как по коже пробежал лёгкий холодок. В воздухе витала напряжённая тишина, и я знала, что если ритуал сработает, то всё изменится. Мне предстоял сложный выбор, которого я так боялась.
— Знаете что… — улыбнулся Агостон, глядя на меня своими глубокими серыми глазами. — Я так и не успел побыть вашим мужем. Странно. Другом был, врагом был, а мужем нет.
— Вы сейчас о чем? — спросила я, завязывая на руке аккуратный бантик.
— О том, что у меня есть последний шанс произвести на вас впечатление, — рассмеялся Агостон, и в его смехе прозвучала едва уловимая грусть. — Поэтому сделайте мне одолжение. Разрешите мне сегодня побыть вашим мужем. Настоящим. Не ширмой для общества, не стражем. Просто мужем.
Я сглотнула. Я понимала, что такого поворота событий я не ожидала. Несмотря на всё, что произошло между нами, я чувствовала, что в его словах есть что-то искреннее.
— Чтобы мы с братом были в равных условиях, — продолжал Агостон, положив здоровую руку поверх моей, словно думая, что от такого предложения я тут же вскочу и убегу. — Тем более что наша строгая блюстительница морали болеет. И то, что будет, останется между нами.
— А что будет? — прошептала я, чувствуя, как у меня от волнения пересохло во рту.
— Всё в рамках приличия, — заметил Агостон, с лёгкой улыбкой глядя на меня. — Это не значит, что я потащу вас в постель! Я понимаю, что это будет слишком большим преимуществом с моей стороны…
Я посмотрела ему в глаза, чувствуя, как моё сердце забилось быстрее. В его взгляде была надежда и затаённая грусть. Я знала, что Агостон хочет, чтобы я приняла его предложение, но понимала, что для меня это будет непросто. Я чувствовала, что за его словами скрывается нечто большее, чем просто желание быть моим мужем.
Глава 74
— И с чего вы хотите начать наш «брак»? — спросила я, чувствуя, как его пальцы едва ощутимо сжимают мои.
Его взгляд, глубокий и проникновенный, словно искал в моих глазах ответ, которого я сама еще не знала.
Я смотрела в его глаза, понимая, что это будет справедливо — или, может быть, это просто что-то внутри меня требовало справедливости.
— Наверное, с того, что вы мне сыграете, — заметил Агостон, поднеся мою руку к своим губам. Его прикосновение было легким, почти невесомым, но оно заставило мое сердце забиться быстрее. — К сожалению, я не смогу вам сыграть.
Я почувствовала, как мои губы дрогнули, а в глазах защипало. Но я встала и направилась в гостиную, не позволяя себе показать слабость.
Сердце подпрыгивало от мысли, что сегодня, за все недолгое время нашего брака, что-то будет иначе. Что-то, что изменит все.
Мы подошли к роялю.
Я начала играть по цифрам, пытаясь сосредоточиться на мелодии, а не на том, что происходит вокруг. И уж тем более не на том, что происходит сейчас в моей душе.
Агостон устроился рядом, его присутствие было почти ощутимым. Он положил здоровую левую руку на клавиши, и я почувствовала, как он слегка улыбается.
— Вы играете только правой, — заметил он, его голос был низким и бархатистым. — А я могу играть только левой… Забавно, не так ли?
Я осторожно заиграла мелодию, чувствуя, как к ней под его пальцами рождается аккомпанемент.
Это было удивительно — комната наполнилась музыкой, словно кто-то невидимый создал симфонию из наших усилий.
Двое людей, два разных мира, подстраиваются друг под друга.
Это было как танец, в котором каждый шаг должен быть точным и своевременным.
Я сначала торопилась, но потом замедлилась, пытаясь подстроиться под его ритм. Агостон, в свою очередь, стал немного поторапливать мелодию, его пальцы скользили по клавишам с легкостью, которая завораживала.
Мы играли вместе.
Мягко.
Тихо.
Как будто боясь разбудить спящую боль.
Я подхватила мелодию, пытаясь не отставать.
Когда я задерживалась на какой-то ноте, он замирал, ожидая меня.
Когда я ошибалась, он мягко подталкивал меня в нужном направлении.
В этот момент я поняла, что уже сделала выбор. Я выбрала этот путь, этот брак, эту жизнь. И, возможно, это было самое важное решение, которое я когда-либо принимала.
Музыка продолжала звучать, наполняя комнату теплом и светом.
Агостон и я, два человека, которые, казалось, никогда не должны были встретиться, теперь играли вместе, создавая нечто большее, чем просто мелодию.
Мы создавали гармонию, которую никто другой не мог бы понять.
Не словами.
Не поступками.
Но сердцем.
Сердцем, которое билось в унисон с его мелодией.
Сердцем, которое больше не билось так при мысли об Антале.
Я посмотрела на Агостона.
Его профиль был высечен из камня, словно древний скульптор придал ему черты, которые могли бы принадлежать герою мифов.
В свете лампы его шрам на ладони казался глубже и темнее, чем я помнила. Он пытался скрыть за сарказмом боль, что разрывала его изнутри, но я видела её, как острый нож, который пронзал моё сердце.
И вдруг я поняла: «Это чувство — не предательство. Это выбор. Это спасение».
С Анталем всё было иначе. Я любила его. Искренне. Глубоко.
Его глаза, полные нежности, его улыбка, что могла растопить даже самые ледяные сердца, его прикосновения, которые заставляли меня трепетать.
Но он ушёл.
Ушёл, оставив меня в темноте, без объяснений, без прощания.
Просто исчез, как утренний туман, растворился в воздухе, оставив после себя лишь пустоту и боль.
Он ушел, и я плакала, пока слезы не высушили мою любовь.
Теперь он был для меня как призрак — знакомый, но недостижимый. Как воспоминание, которое теряет цвет со временем.
Если бы он пришел ко мне сразу, сказал о проклятии, попросил о помощи, всё было бы иначе.
Но он не пришел.
Он оставил меня одну с моей болью, моими слезами, моим горем.
И я похоронила нашу любовь под монотонное тиканье часов, под бархатом задернутых штор, под траурной лентой на портрете.
А Агостон… Он остался. Он выдержал мою ненависть. Он терпел мою боль. Он защищал меня, даже когда я пыталась его убить. И сейчас, сидя рядом с ним у рояля, я чувствовала то, чего давно не чувствовала: