Я отбрасываю всю мишуру и вижу картину мира его глазами.
– Её ровесником.
– Верно, – кивает головой Максим. – И не просто ровесником – он добропорядочный член общества и примерный семьянин. Ведь никто не знает, как на самом деле выглядит хозяин «Сказки». Это работает подсознательно, на уровне социальных инстинктов. Никто ни разу не видел меня, и лишь близкий круг знает меня в лицо. Но они не станут болтать. Люди отдельно знают хозяина санатория чаще как бесплотное, безликое, размытое пятно, и отдельно – Максима – улыбающегося, доброго, общительного парня, который работает в санатории аниматором. Никому и в голову не придет соединять эти два понятия в одно существо, а потому, Марина Владимировна, на сегодня ты – официальный представитель нашей семьи. Кроме самых близких, единственными, кто знал меня в лицо, были люди, вернувшиеся из «Сказки» живыми. Но, – Максим перестал улыбаться и хищно облизнул губы, – как ты помнишь, никто из них уже никому ничего не расскажет, потому что их мужья, отцы, братья – слишком яркий пример того, как не надо делать. Понимаешь меня?
Я вспоминаю побоище в поле, где никто не увидит, не услышит и не расскажет. Я вспоминаю лица и крики, я вспоминаю кровь на своих руках и своей одежде. Я киваю.
Фокусник заставит вас поверить в то, чего нет.
– Но зачем? – спрашиваю я. – Для чего тебе вся эта мишура? Какое тебе дело до того, что думают о тебе люди?
– Как какое? Ты что до сих пор не слышала?
– Не слышала чего?
– Ты новости смотришь? Газеты? Интернет?
Я отрицательно мотаю головой. Что-то мелькает на заднем фоне моего раздробленного сознания. Что-то, к чему я не проявила ни малейшего интереса. Но это «что-то» было важно с общественной точки зрения. Новая разметка в центре города, ярмарка меда, повышение транспортного налога… Максим опережает меня на сотые доли секунды:
– Тот ряженный, что сидит у нас в гостиной, – смеется Максим, глядя на то, как вытягивается мое лицо, – в прошлое воскресенье официально победил на выборах. Он – новый мэр нашего города. «Сказка» и его руководящий состав на официальном уровне поддерживают новую власть. А мы все, в том числе и твой преданный крот, – он картинно склоняет голову в небольшом поклоне, – являемся частью его предвыборного штаба и частично сотрудниками его нового кабинета. Ну, а дальше дело пойдет быстрее – часть постов в руководящей власти постепенно сменится, и на их место придут молодые, образованные, с активной жизненной позицией… бла-бла-бла… ну, ты меня поняла.
– Ты что, метишь в депутаты законодательного собрания?
– Не сейчас, позже. Но – да. Как одну из ступней. Но надолго я там задерживаться не собираюсь. У меня много планов, и в рамках одного города им тесно.
– Подожди, подожди, – говорю я, пытаясь собрать мысли в единую картину. – Ты говорил – власть ради власти?
– Да, – кивает он.
– Ну, так она уже у тебя есть – половина сильных мира сего куплены, остальная шантажируется. Зачем тебе все эти сложности с официальным выходом в свет?
– Ну не драматизируй. Не все куплены и не на всех у меня есть компроматы. Ты удивишься, узнав, сколько людей нельзя купить и шантажировать. Но главное не в этом – я хочу обмануть весь мир, Кукла. Хочу узнать, получится ли у меня? Хочу, чтобы они сами выбрали меня, чтобы назначили, чтобы это было их желание, не мое.
– Только и всего?
– А ты считаешь, этого мало? Это очень сложная многоступенчатая игра, и мне очень хочется обыграть всех. Кроме того, я так же зависим от тех, кого шантажирую и подкупаю, как и они – от меня. А мне нужна полная свобода действий.
– Зачем, Максим?
– Буду расширять границы «Сказки». Через два с половиной года я получу гражданство по браку, официально отрекусь от всякой связи со «Сказкой». Ты будешь её официальным лицом, а я в лице граждан стану достойным кандидатом на… на что-нибудь. Там разберемся, – говорит он и смеется. А затем он тянется к бумагам, лежащим на полу. – Нам с тобой нужно кое-что подписать.
Я смотрю на него и бумаги в его руках. Я ничего не чувствую, все мое нутро онемело, приправленное плацебо, как лекарством от всех болезней, в том числе от неумеренных переживаний, ненужных сомнений, никому не интересных мыслей и неудобных вопросов. «Сказка» выползает из-за высоких стен. «Сказка» тянет свои щупальца к самом сердцу города. «Сказка» разрастается, как опухоль.
– Что это? – спрашиваю я.