Снова появившись из-за двери, она заключает меня в объятия, окутывая облаком своих цветочных духов.
– Ты изменилась! Дай посмотреть.
Она упирает руки в бока, и мне приходится выдержать ее изучающий взгляд.
– Во-первых, подлючка такая, ты страшно похудела. Ты бы влезла в это платье без проблем. Так, значит, теперь здесь работаешь?
– Да. Рада тебя видеть…
Никогда в своей жизни я еще не была так благодарна телефонному звонку, прервавшему наш разговор.
– Алло, – нервно произносит Хиллари. – Что? Температура? Вы уверены? В последний раз она тоже говорила, что… Ладно, ладно. Я уже еду.
Она повернулась к сестре.
– Школьная медсестра. Она думает, Мэдисон заболела. Вот серьезно, сейчас детей домой уже с насморком отправляют.
Она наклоняется, чтобы снова меня обнять, и ее бриллиантовая сережка царапает мне щеку.
– Давай как-нибудь пообедаем вместе, и ты мне как следует все расскажешь. Позвони мне!
Когда Хиллари с сестрой, стуча каблуками, уходят к лифту, я замечаю на стуле в примерочной платиновый браслет. Я подбираю его и пытаюсь догнать Хиллари. Я уже готова окликнуть ее, когда до меня долетают обрывки их разговора:
– Бедняжка, – говорит она сестре, и я слышу искреннюю жалость в ее голосе. – Он забрал дом, машины, всё…
– Серьезно? Она даже не наняла адвоката?
– В последнее время она была просто ужасна, – пожимает Хиллари плечами.
Я как будто врезалась в невидимую стену.
Я наблюдаю, как они удаляются от меня. Когда она вызывает лифт, я разворачиваюсь и иду обратно в примерочную убрать не подошедшие шелковые блузки и льняные платья. Но прежде надеваю платиновый браслет себе на запястье.
Незадолго до нашего развода мы с Ричардом устраивали дома прием. Тогда я в последний раз видела Хиллари. Мы уже были взвинчены, потому что доставка еды и официанты не явились вовремя. Ричард был недоволен – службой доставки, мной за то, что я не назначила доставку на час раньше, ситуацией в целом, – но он стойко принял на себя удар и за импровизированной барной стойкой у нас в гостиной смешивал мартини и джин с тоником и хохотал, запрокидывая голову, когда один из партнеров протягивал ему двадцатку чаевых. Я обходила гостей, бормоча извинения за жалкий круг бри и треугольник чеддера, которые выложила на стол, обещая, что нормальная еда скоро прибудет.
– Дорогая, ты не могла бы принести пару бутылок «Равено» девятого года из подвала? – позвал меня Ричард через всю комнату. – Я заказал целый ящик на прошлой неделе. Он в холодильнике для вина на средней полке.
Я замерла. Мне показалось, что глаза всех присутствующих обратились ко мне. Хиллари стояла возле бара. Это она, наверное, попросила «Равено»; это было ее любимое вино.
Я отчетливо помню, как пошла к подвалу, как будто в замедленной съемке, оттягивая момент, когда мне придется сказать Ричарду в присутствии всех его друзей и деловых партнеров то, что я уже и так знала: у нас в подвале не было «Равено».
В течение следующего часа я обслуживаю пожилую даму – ей нужен новый наряд на крестины внучки, которую назвали в честь нее, – и подбираю новый гардероб для женщины, которой предстоит круиз на Аляску. Мое тело оседает, как мокрый песок; искра надежды, забрезжившей после Нэнси, погасла.
На этот раз я вижу Хиллари прежде, чем слышу ее голос.
Она подходит, когда я вешаю на место юбку.
– Ванесса! – восклицает она. – Как хорошо, что ты еще здесь. Пожалуйста, скажи мне, что нашла мой…
Фраза обрывается на полуслове, когда ее взгляд падает на мое запястье.
Я быстро снимаю с руки браслет.
– Я не… Я… я побоялась оставлять его среди других потерянных вещей… Я решила, что ты вернешься за ним или я сама тебе позвоню.
Взгляд Хиллари снова проясняется. Она мне верит. Или по крайней мере хочет верить.
– С твоей дочкой все в порядке?
Хиллари кивает.
– Да, мне кажется, эта маленькая притворщица просто хотела прогулять математику.
Она смеется и натягивает тяжелый платиновый обруч себе на запястье.
– Ты просто спасла мне жизнь. Джордж подарил мне его на день рождения всего неделю назад. Представляешь, что было бы, если бы я сказала ему, что потеряла браслет? Он бы со мной раз…
Спохватившись, она отводит глаза и заливается краской. Хиллари никогда не была стервой. Я вспоминаю, что в былые времена ей даже удавалось меня рассмешить.
– Как Джордж?
– Занят, вечно занят! Сама знаешь, какой он.
Повисла небольшая пауза.