«Помнишь, наш первый танец? — его губы коснулись моего виска, и звуки виолончели вплелись в шепот. — ты покраснела, как рассвет над Веной, а я подумал — вот она, живая кровь среди наших мраморных статуй». Я с любовью улыбнулась ему в ответ, мимолетно удивившись тому, насколько по-разному мы помним тот вечер. «Ты тогда улыбнулась, — Александр провел пальцем по моей щеке, и в его глазах вспыхнули отражения гирлянд, будто кто-то зажег созвездия, — и я понял — ты не бежишь от моей тьмы. Ты рисуешь в ней узоры, о которых не догадывался даже я».
Когда гости разъехались, а луна взошла над нашим домом, я стояла на террасе, слушая, как Денис спорит с Антоном об уборке, Александр обнял меня сзади:
— Ты плачешь?
— Нет… — я прижала его ладонь к своей заплаканной щеке, — Просто… кажется, счастье в глаз попало.
Он тихо рассмеялся, и в этом смехе звучали все наши ссоры, ночные разговоры, слезы примирения. Дом за спиной гудел, как улей, наполненный жизнью, которую мы построили все вместе.
Когда луна поднялась выше, а смех сыновей растворился в ночи, я сняла с пальца кольцо с изумрудом — тот самый камень, что столько времени мне напоминал: «Ты сильна только тогда, когда полагаешься на себя». Зеленый огонек дрогнул в темноте, будто протестуя, но я уже сжала металл в ладони. Не думая, шагнула к кусту сирени — тому самому, что Александр посадил в нашем саду. Присев на корточки, разгребла землю у корней и бросила кольцо в черную сырость. «Пусть станет частью твоей истории», — мысленно обратилась к сирени, вставая и отряхивая ладони, — теперь ее корни будут расти, обвивая погребенный символ моего прошлого и застарелого страха.
Александр, стоявший в тени, не спросил ни слова, лишь подошел и обнял. Изумруд, похороненный в земле, больше не давил на палец — вместо него я чувствовала холодок от особого серебряного кольца с выгравированными клятвами на древнем языке. Накануне, в полночь, мы обменялись ими в фамильной часовне Лунодворских. Не просто клятвы, а кровный обет по вампирским законам — чтобы я стала его женой в обоих мирах: том, где рассветы окрашивают жизнь в цвета школьных дневников и родительских собраний, и том, где вассалы склоняются перед нами в поклонах и изящных реверансах. Наша тайна, — как он назвал это, целуя запястье там, где проступили едва заметные следы от укуса.
— Когда-нибудь они узнают, — тихо сказала я, глядя, как лунный свет играет в его зеленых глазах, временно приглушая янтарный отсвет, падающий из окон нашего дома.
— И выберут сами, — он провел рукой по веткам сирени, словно поглаживая страницы еще не написанной семейной летописи.
А я, наконец, поверила: счастье — не цель. Это язык, на котором мы научились говорить друг с другом.
Конец