— О моем назначении объявят через пару недель, — сказал он, — как раз перед рождественским ужином.
Рождественским ужином называлось официальное ежегодное торжество, устраиваемое компанией для своих сотрудников. Происходило оно в одну из суббот перед Рождеством в одном из новых отелей на окраине Лондона. На него приглашались жены, подруги и друзья всех сотрудников.
Это было большое гала-мероприятие, с нетерпением ожидаемое целый год. Дамы специально шили для этого ужина платья либо надевали прочно забытые старые наряды. Мужчинам было проще — они облачались в вечерние костюмы.
Впервые Клер попала на такой вечер, когда ходила еще в подружках Бойда. Тогда она нервничала и переживала, боясь подвести его. Несколько дней потратила на поиски подходящего платья — модного, но в то же время не слишком экстравагантного. В первый свой выход она более всего опасалась произвести не слишком благоприятное впечатление на шефа Бойда.
Но когда они с Бойдом вошли в переполненный зал, Клер с облегчением обнаружила, что стол, за который они уселись вместе с прочими сослуживцами Бойда, отгорожен от директорского стола целой изгородью живых цветов. На таком расстоянии можно было не заботиться о производимом на начальство впечатлении. С тех пор она особо не волновалась, готовясь к официальному ужину.
— Надо полагать, нас теперь переместят за директорский стол? — несколько встревоженно поинтересовалась Клер.
— Переместят, но не в этот раз, — ответил Бойд. — Джон Брум увольняется только в конце года. Это будет последний его рождественский ужин в качестве сотрудника компании, и ему хотят воздать всяческие почести. Мне поручено поднести ему адрес, надо будет сочинить его как-нибудь поэффектнее.
— У тебя уже появились идеи?
Идей у Бойда, как всегда, было множество. Они обсудили их за пудингом, а затем перешли в гостиную, забрав с собой остатки шампанского.
Освещенная камином комната казалась особенно уютной. Лампы не требовалось, оба любили эту приятную полутьму.
Они устроились поближе к огню. Бойд поставил в магнитофон кассету с записью своего любимого старого нью-орлеанского джаза. Клер поджала под себя ноги и положила голову Бойду на плечо, наслаждаясь чувством покоя. Раньше она часто его испытывала, но сейчас оно казалось ей каким-то странным — словно вернувшимся из далекого прошлого. Она сидела не шелохнувшись, боясь спугнуть возникшее ощущение счастья.
После того как они снова наполнили бокалы, Бойд стал говорить о финансовых преимуществах новой должности.
— Мне, конечно, повысят жалованье и дадут получше машину, но самое главное — в придачу к директорской зарплате я буду иметь процент от продаж.
— Боже мой, мы же станем настоящими богачами! — воскликнула в изумлении Клер.
— И тебе, дорогая, не придется больше работать, — сказал Бойд, сжимая ее плечо.
Она знала, что он давно об этом мечтал, для него это было своего рода символом процветания. Директорские жены, как правило, не работали, хотя почти у всех были семьи, требовавшие немалого внимания.
— Но мне же надо чем-то заниматься, — проговорила Клер напряженным голосом.
Бойд, моментально почувствовав отпор, затаившийся в этой фразе, погладил ее по руке.
— Конечно, надо, — успокаивающе сказал он. — Но ты можешь просто рисовать для собственного удовольствия, ведь это же так приятно.
Не было смысла продолжать эту тему — бесполезно было объяснять ему, что она боится праздности, что ей необходимо заполнить свою жизнь чем-то значительным, приносящим удовлетворение и оправдывающим ее существование на земле.
Ничего этого она говорить не стала, а поднесла бокал к губам и спросила Бойда:
— Ну, а что еще сулит нам твой великолепный пост?
Голос Бойда стал мечтательным.
— Тебе тоже теперь потребуется новая машина, — заворковал он, — выберешь любую, какую захочешь. Может быть, спортивную? Можно завести домик в Испании, где-нибудь рядом с полем для игры в гольф.
— Но ты же не играешь в гольф, — возразила Клер.
— Да, но, может быть, я увлекусь им, когда стану старичком и заброшу сквош.
— И когда же ты собираешься стать старичком?
— Вот уж не знаю, может, лет эдак через пятнадцать, — с беспечным смехом ответил он. — Ладно, не хочешь Испанию, давай купим маленький дачный коттедж во Франции. В Провансе, а?
Клер вздохнула.
— А что? — с воодушевлением продолжал Бойд. — Поработаешь на натуре. Какая природа! Какие краски! Цвета и цветы! Тебе наверняка понравится. Не поехать ли нам туда в отпуск на будущий год?
— Звучит прямо невероятно, — сказала Клер и поцеловала его в шею, а затем легонько укусила за мочку уха, что, как она знала, всегда сводило его с ума.
Он повернулся к ней и схватил ее в охапку.
— Иди сюда, — прошептал он.
Клер придвинулась к нему, и эту ночь они провели у огня, словно к ним вернулся медовый месяц.
Когда огонь в камине стал затухать, Бойд взял ее на руки и отнес в постель. Так и уснул, держа ее в своих объятиях.
Клер не спала. Она тихонько лежала, чувствуя, как бьется его сердце, и перебирала события прошедшего дня. Заулыбалась, вспомнив мальчишеское возбуждение Бойда, ввалившегося в дом с охапкой цветов и шампанским, но тут же нахмурилась — его планы на будущее вовсе ее не радовали.
Новая машина, коттедж в Провансе — конечно, ему хотелось доставить ей удовольствие, она еще достаточно молода, чтобы радоваться этим шикарным игрушкам, но ее глубоко огорчало, что в его планах дети даже не упоминались.
Это была тема, на которую ей становилось все труднее говорить с мужем. Почти невозможно. Казалось, он полностью исключил мысль о потомстве из своего сознания. Но почему? То ли потому, что не хотел ее расстраивать, то ли потому, что был совершенно безразличен к детям, — этот вопрос очень волновал Клер. Изредка, когда она пробовала поговорить с ним об этом, он отвечал весьма лаконично:
— Не будем о детях, Клер. С этим вопросом покончено, — и переводил разговор на другую тему.
Клер тем не менее с женской настойчивостью пыталась выяснить причину столь удивительного хладнокровия. Но каждый раз она становилась перевозбужденной, и единственным результатом таких бесед были слезы с ее стороны и раздражение со стороны Бойда, за которым к тому же всегда оставалось последнее слово.
В этом вопросе муж не желал идти ни на какие уступки, несмотря на всю свою любовь к ней.
Клер повернула голову и посмотрела на спящего мужа. Да, она была уверена — сейчас он любил ее не меньше, чем раньше. Может быть, даже больше. Но как же он не понимал, что невозможно исцелить человека от несчастья, делая вид, что несчастья не существует? Или он надеялся, что со временем ее желание стать матерью сойдет на нет и что она свыкнется со своей злосчастной долей?
Клер вздохнула, осторожно освободилась от его объятий и перебралась на свою сторону кровати. Она лежала, стараясь не обращать внимания на свою боль и свою обиду, — человек, обязанный разделить ее горе, просто-напросто его игнорировал.
Всю следующую неделю Бойд возвращался домой поздно — принимал дела от уходящего в отставку директора по продажам. Тот показывал счета и делился своим многолетним опытом.
Бойд в его наставлениях не нуждался, но выслушивал все с самым почтительным видом: директор считал своим долгом передать преемнику все свои наблюдения над капризами рынка и обижать человека не годилось.
Клер занятости мужа была только рада, наконец-то она могла поработать в полную силу, не отрываясь. За неделю управившись с календарем, она отвезла его к издателю и, получив очередную порцию похвал, окрыленная выскочила на улицу.
Несколько секунд она стояла, дыша полной грудью и наслаждаясь обретенной свободой, но вскоре вспомнила, что впереди официальный рождественский вечер, к которому как ни верти, а надо бы все-таки принарядиться.
На сей раз Клер снова пребывала в той же тревоге, что и восемь лет назад, когда ее впервые пригласили на торжество. Хоть она пока что и остается на прежнем своем скромном месте, все равно на нее нацелятся десятки глаз — будут прикидывать, тянет ли она на директорскую жену.