В спальне Демида.
Я выбираю ужасно пошлое платье. Не знаю, как оно оказалось у меня. Наверное, в тот момент, когда Рокотов нанял модную стилистку и она забила мой гардероб дорогущими тряпками, которые я не носила. Я предпочитала всегда практичные и удобные вещи. А куда наденешь красное платье в пол с огромным разрезом чуть ли не до самой талии? Да и декольте там было… не детское, прямо скажем.
Я даже в примерочной, когда надела его, чувствовала себя настолько неуютно, что не по себе было. Да, оно вроде бы вырисовывало каждый изгиб, делая из меня сексуальную стерву, но… я смотрела в зеркало и не узнавала себя. Но я, как хорошая жена, поблагодарила и Демида, и стилистку, запихнула эти вещи подальше и почти никогда не надевала.
Видимо, настало время.
Платье на мне кремово-белое, одни кружева и… ничего больше. Я долго стою перед зеркалом, не зная, надевать ли под него белье или нет. Может, мужчина и должен так видеть свою жену? Практически голой. Мы же вроде как супруги и стесняться нечего. Но это только на бумаге. А на деле… на деле мне хочется замотаться во что-нибудь нормальное, желательно под горло и с рукавами подлиннее.
Ловлю в зеркале свой взгляд. В глазах горит какой-то лихорадочный огонек, словно перед болезнью. На щеках тоже яркий нездоровый румянец. Мне стыдно невероятно, но я продолжаю смотреть на себя. Слегка растрепываю волосы, крашу губы ярко-красной помадой. Медленно и идеально, чтобы хотелось поцеловать и размазать ее. Крашу для него.
Только ради Тимы.
Бросаю взгляд на часы. Уже прошло не меньше сорока минут. Нельзя заставлять больше себя ждать. И я отыскиваю туфли на огромной шпильке, обуваю их. Наверное, продажные женщины не выглядят так вызывающе, как я сейчас. И, главное, я ничем не отличаюсь от них. Я ведь тоже сейчас продаю себя, только… немного за другую цену. За безопасность ребенка. А это куда дороже любых денег.
Выглядываю на всякий случай в коридор, чтобы убедиться, что никто из прислуги меня не увидит, и быстрым шагом направляюсь к спальне Демида. Не стучу. Он все равно знает, кто это.
— Привет, — говорю быстро, потому что в горле пересыхает.
Рокотов стоит у окна, заложив руки за спину. Он медлит некоторое время, а после разворачивается ко мне. Скользит взглядом снизу, от ног, выше, задерживает взгляд на уровне груди, там, где платье не скрывает вообще ничего, только подчеркивает. Чем выше он поднимает глаза, тем больше удивления во взгляде. Наконец он застывает на моих губах. Это мгновение длится целую вечность. Сердце стучит, как у загнанного в угол зайчишки. Потому что в его глазах читается отчетливое желание.
— Иди к себе, Соня, — наконец говорит он и отворачивается снова к окну.
Голос Демида звучит глухо, да и сам он выглядит дико уставшим.
— Я сделала что-то не так? — спрашиваю оторопев.
Ради сына я готова на все. Думаю, он это знает. Даже если прикажет пройти по улице голой или хоть двести раз с ним переспать — я все сделаю. Все ради того, чтобы Тимур был в безопасности.
- Нет. Это я сделал что-то не так.
— Демид… — зову, окончательно растерявшись, — я не понимаю…
— Иди к себе.
— Ты… ты уверен? — недоверчиво уточняю я.
Демид оглядывается, с усмешкой произносит:
— Я видел, как ты смотрела на него. И как смотришь на меня. Обреченно. Я могу вынудить тебя спать со мной, могу брать тебя хоть каждый день — в спальне, на кухне, на любой горизонтальной поверхности. И ты даже сможешь родить мне детей. Тоже столько, сколько захочу. Только тогда ты меня окончательно возненавидишь. Я могу заставить тебя. Но не стану. Я хочу, чтобы ты приходила ко мне в спальню по доброй воле, потому что сама этого хочешь, а не потому, что у тебя нет выбора.
— Демид…
Он хмыкает.
— Ты не хочешь, я знаю. Так не приходи.
— Но ты же… это же ради Тимура.
— Я и так защищу его, — через плечо говорит Рокотов, — Вас обоих. Можешь не переживать.
Обнимаю себя руками и судорожно сглатываю. Неужели это правда? И мне не придется платить за это собственным телом? С чего вдруг он поменял свое решение? Не верю, что только из-за того, что вдруг проникся ко мне симпатией. Нет, он всегда играет в свои игры, всегда.
Но я не выдерживаю, потому что на кону больше, чем я могу себе представить — жизнь моего ребенка. Поэтому спрашиваю тихо и с совсем детской наивностью:
— Обещаешь?
— Обещаю, Соня.
— Спасибо. Спасибо тебе, Демид, правда, я…