Всё – в прошлом.
Виля – номенклатура. Его часто приглашали на приемы.
Вале это было интересно, но со временем надоело. Одно и то же. Пустое общение. Пузатые мужики переговариваются, устраивают свои дела. Красивые бабы, как косяк рыб, передвигаются туда-сюда в поисках свободного и богатого. Валя чувствовала себя инородным предметом, как солдатский ботинок среди модной обуви. Она никого не осуждала. Знала, как тяжело одной, без мужской поддержки рассекать грубые житейские волны. Да и время поджимает. Года скачут, как псы. Только что зима, а уже лето.
Валя ощутила ход времени в универмаге «Москва». Она стояла в примерочной, мерила платья. Ни одно ей не шло. Раньше шло все, что ни надевала. А теперь – как на корове седло. Что бы это значило? Ушло цветение. Прежде – как яблонька в цвету, а теперь – яблонька с плодами. Цветы – ку-ку. И уже не яблонька, а яблоня.
Плоды полезнее, чем цветы, но цветы – красивее. Валя потяжелела в плечах и в бедрах. Стала менее смешливая. Раньше: покажи палец – и перегибается от смеха. А сейчас надо сильно постараться, чтобы Валя снисходительно улыбнулась.
Виля особенно и не старался. Журнал – неподъемная ноша. Легко проходила серая продукция, а все талантливое шло со скрипом или не шло вовсе. Виля боялся рисковать. На его плечах – семья, родители. Он – единственный кормилец. С другой стороны, хотелось быть смелым, сорвать аплодисменты, надеть на голову лавровый венок вместо тюбетейки.
Валя заметила, что секс начал угасать. Раньше – три раза в неделю. Теперь – раз в три недели. И слава богу. Детей она больше не хотела. А самоцельные совокупления годились только как снотворное.
Раньше, в период цветения, секс – праздник: в душе взрывались петарды, расцветал салют.
Все имеет свой конец. Валя не заметила, как секс прекратился вообще. А когда заметила, было уже поздно.
У Вили завелась любовница. Провинциалка. Эти провинциалки хватали лучшие куски. Им доставались самые успешные.
У поэта Евтушенко была целая галерея жен из всех национальностей: татарка, еврейка, англичанка, русская. В ту пору, о которой речь, была Галя – голубоглазая еврейка, красивая, как Суламифь. Евтушенко отбил ее у лучшего друга.
У друзей отбивать удобнее, не надо далеко ходить.
Виля не подражал успешным. Просто так получилось.
Все началось в командировке. В городе Таганроге. Ездили по чеховским местам.
Виля удивлялся: какой маленький дом был у Чеховых. Семья большая, а дом – тесный. Такая же картина и в Ясной Поляне. Великим не надо большого пространства. Их пространство – внутри.
Таганрог – город южный. Городские власти принимали широко и щедро. На очередном ужине Виля перепил и разомлел. Аллочка Мухина из отдела писем сопроводила его до номера, а дальше все пошло по программе Шурки Самодёркина. Инициатором выступила Аллочка, а Виля взял то, что плохо лежит.
Утром Виля пришел в ужас. Что он наделал? Аллочка растреплет в редакции. Дойдет до Вали. И это не все. Она начнет его преследовать и шантажировать, и тогда придется ее уволить. Некрасиво.
Виля спустился к завтраку перепуганный и напряженный, как нашкодивший кот. Ждал, что будет.
А ничего не было. Алла сидела за столом как ни в чем не бывало. Как будто это не она облепляла Вилю ладошками, льнула своим шелковым тельцем, дышала прерывисто. А может, не она? Тогда кто? В делегации была Маргарита Петровна – заведующая отделом прозы, шестидесяти лет. Выглядела она хорошо. Но не настолько. Остальные – мужчины, которые норовили выпить с утра. Значит, кроме Аллочки – некому.
Аллочка сидела безучастная, с тонкой шейкой, как журавлик. Зубы у нее были как у зайца: два передних резца длиннее, чем остальной ряд зубов. Она сидела тихо и грызла сухарик.
Виля понял, что бояться нечего. Она сама боится.
Когда из Таганрога вернулись в Москву, Алла пропала. Ворох писем лежал на ее столе неразобранный. Заменить Аллу было некем. У всех своя работа.
– А где Мухина? – спросил Виля.
– В больнице, – сообщила Маргарита Петровна. – У нее инфекционный гепатит.
– А от чего это бывает? – насторожился Виля.
– От инфекции.
– От какой инфекции?
– Что-то съела. Или выпила, – предположила Маргарита Петровна. – Она ведь не в семье живет…
Виля не расспрашивал, но Маргарита Петровна донесла кое-какие подробности.
Аллочка из города Кирова. Ее родители развелись давно. Отец помогал дочери до тех пор, пока она не получила высшее образование, а именно закончила Московский университет, факультет журналистики. А дальше финансирование прекратилось. Можно понять: у отца была следующая семья и следующие дети. Мама Аллы – работник библиотеки, копеечная зарплата. Ей самой надо было помогать. Алла осталась один на один со столицей нашей родины – большим и равнодушным городом. Москва слезам не верит, можешь плакать сколько угодно.