— А тебе это важно?
Лиз кивнула:
— Как ни странно, да.
Комнату наполнил низкий удивленный смех.
— Тогда, моя дорогая, есть некоторая надежда… для тебя.
Лиз нахмурилась, глядя на его лицо. Что он хотел этим сказать?
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Я уже сказал, что доверяю тебе.
— Спасибо. — Слова эти дались Лиз с большим трудом. — И ты на самом деле не был с Гретой?
Нигель снова рассмеялся.
— Кажется тебя без меры волнуют мои отношения с Гретой?
Лиз очень бы хотелось, чтобы это было неправдой, и она избежала ответа, спросив вместо этого:
— Ты серьезно решил… остаться здесь на ночь?
— Серьезно. — Краткость ответа говорила сама за себя.
Лиз глубоко вздохнула:
— А вот тебе, кажется, нельзя доверять.
— Опять вызов?
— Да. Мы оба дали друг другу обещания. Я сдержала свое и жду от тебя того же.
— Боюсь, что в этом случае тебя ждет разочарование. Тебе придется заплатить за нарушенный приказ.
Лиз отвернулась:
— Я должна была знать, что тебе нельзя доверять.
Мужчины все похожи друг на друга, они нисколько не думают о мнении других. Именно поэтому я и не хотела ни за кого выходить замуж.
Молчание. Движение за ее спиной, объятие рук, будто выточенных из стали, чью силу она впервые обнаружила в тот день, на ярмарке. Она не смогла убежать тогда… как не сможет и теперь. Лиз была бойцом, и с другим мужчиной у нее был бы шанс, но Нигель… Она должна покориться неизбежному. Лиз дрожала, и Нигель почувствовал это, может быть, потому, что стоял так близко. Она слышала его дыхание, гнев уступил место страсти.
— Страшно? — Он поцеловал ее в шею, затем повернул к себе лицом. Ее слабая надежда тут же умерла, когда она увидела выражение его глаз, и все же она попыталась высвободиться. Нигель инстинктивно сжал руки еще сильнее, пока его губы прижались к ее трепещущему рту с таким пылом, что Лиз поневоле подумала о его диких предках-язычниках, презирающих все законы, необузданных завоевателях женщин.
Когда в конце концов Нигель поднял голову, Она непроизвольно прикоснулась пальцем к своим губам.
— Мы потеряли слишком много времени, моя милая женушка, — Он отпустил Лиз. — Надеюсь, ты не попытаешься убежать. — Улыбаясь, он достал из кармана ключ.
— Попахивает мелодрамой, но, хотя я доверяю тебе в обычных обстоятельствах… — он загадочно улыбнулся, — сегодня мы в особом положении.
Лиз стояла, с силой сжав зубы. Нигель явно наслаждался ситуацией:
— Конечно, все могло бы быть иначе, если бы мы оба согласились, но мне, видимо, придется применить силу…
— Убирайся! — Лиз не могла промолчать, хотя и понимала, что ей это ничего не даст. Нигель собирался уйти, пока она раздевается, но у нее не было и тени сомнения, что он вернется.
— Будь осторожна, Лиз, — предупредил он. — Не зли меня, иначе тебя ждет несколько очень неприятных минут.
Лиз понимала это, глядя на выражение его лица. Она не могла винить никого, кроме себя. Не надо было выходить за этого человека замуж, если она так его ненавидит.
— Если ты собираешься покинуть комнату, то, будь добр, постарайся не шуметь, когда будешь закрывать дверь. Я, конечно, могу и ошибаться, но твой слуга, несомненно, держит ушки на макушке, так как его явно интересует все происходящее здесь.
Ее спокойствие вызвало странный свет в глазах мужа, нечто вроде смеси удивления и восхищения. Рассеянно Нигель подбросил ключ, затем поймал его и принялся внимательно рассматривать у себя на ладони.
— Возможно, нам удастся избежать сцены из мелодрамы, не так ли, Лиз?
Она бросила гневный взгляд, ее рот был по-прежнему сжат, глаза блестели от раздражения.
— Я не приду к тебе по собственному желанию, если ты так на это надеешься, самоуверенный и напыщенный болван! Тебе придется бороться, чтобы получить хоть что-нибудь… И я надеюсь, что по вкусу это будет напоминать полынь.
Нигель с усмешкой смотрел на ее сжатые кулаки.
— Полынь, говоришь. — Он покачал головой. — Нет, любимая, не полынь, а нектар…
Лиз бросилась к двери, но Нигель перехватил ее на полдороге, обхватил ее со спины за руки и бросив на кровать, навалился сверху сам. Стиснув зубы, Лиз отчаянно сопротивлялась. Немалыми усилиями ему удалось стянуть с нее платье до пояса вместе с бюстгальтером. Он некоторое время ласкал ее груди, и на смену страху в ней на время пришло наслаждение. Но затем он одним движением стянул с нее трусики, и ужас вновь вернулся. Лиз отчаянно сопротивлялась его попыткам развинуть ее ноги. Но неожиданно ослабела и почувствовала толчок. В следующее мгновение острая боль пронзила ее внизу живота, тот особый род боли, смешанной с наслаждением, которую обречены испытать все девушки, становясь женщинами. И, повинуясь этой боли, Лиз позволила мужу окончательно раздеть себя и принялась осторожными непроизвольными движениями отвечать на его толчки внутри себя, пока эти движения не превратились в мощные энергичные удары, сотрясавшие все ее тело. Казалось, еще секунда, и он разорвет ее надвое, но в момент пароксизма ее как будто затопило теплое море блаженства.
…Она лежала, обессиленная, вялым прикосновением губ отвечая на частые благодарные поцелуи Нигеля.
— О, милая, милая, — шептал он, — как я благодарен тебе за то, что ты сохранила себя… для меня…
Глава седьмая
Как обычно, прабабушка вязала, тетя Роуз сидела у камина, довольно улыбаясь и читая книгу, в то время как дядя Оливер, расположившись с другой стороны, играл сам с собой в шахматы.
— Твой ход, — доносились время от времени его слова, и Лиз каждый раз поднимала глаза от журнала и раздраженно хмурилась.
— Ты не можешь играть в шахматы один, — сказала она в конце концов. — Почему бы тебе не разложить пасьянс?
— Потому что я люблю шахматы! Вот сейчас… если я сдвину мою ладью сюда… она защитит короля, а противник передвинет свою пешку сюда…
— А почему он так должен сделать? Он же может съесть твою ладью конем? — Подвинувшись ближе, Лиз постучала по фигуре своим пальчиком.
— Лиз, — сурово сказал дядя Оливер, — оставь мои фигуры в покое, я знаю, что мне делать.
— Он всегда хочет только выигрывать, — вмешалась тетя Роуз, отвлекаясь от своей книги. — И жульничает все время, заставляя своего воображаемого противника делать глупейшие ошибки.
Лиз вздохнула. Старики… Она посмотрела на прабабушку. На голове через редкие седые волосы просвечивала розовая кожа. Щеки были очень впалыми, потому что она терпеть не могла носить вставную челюсть. Худые руки были все еще подвижными, но врач предупредил, что очень скоро следует ждать почти полной неподвижности из-за быстро прогрессирующего ревматизма. Врача вызвала сама Лиз, потому что прабабушка вчера упала. Хотя под ногами у нее был толстый ковер, но у нее так перехватило дыхание, что Лиз испугалась.
— Сердце, — объяснил доктор коротко, а затем добавил: — Что и следовало ожидать.
Его слова вызвали у Лиз чувство тоски, сохранившееся до сих пор. Она подумала, насколько тяжело жить со старыми людьми и порадовалась, что ее сестра вышла замуж и уехала к мужу. Слабая улыбка тронула губы Лиз, когда она вспомнила, как пыталась заставить Вивьен выйти замуж за Артура. Она, Лиз, была так уверена в себе до того невероятного поражения, которое, однако, сейчас не имело значения. «Я изменилась», — подумала Лиз, признавая, хотя и с неохотой, что причиной тому было замужество.
Она снова взяла книгу, но не смогла читать. Она собиралась в гости к Грейс и ее родителям, но было еще рано начинать собираться. Лиз больше не могла сидеть на одном месте, поэтому вышла во двор. Парк вокруг был разбит в свое время по проекту одного из известнейших в Англии садовников. Никаких правильных линий, только тенистые аллеи и дорожки, озеро, окруженное ивами, фонтаны там и здесь, разнообразный кустарник…
Был конец сентября, и листья уже опадали. Это время года Лиз всегда любила, но сейчас она поймала себя на том, что сравнивает окружающее со своим домом в Греции. Она слегка улыбнулась. Надо оставить попытки сравнивать несопоставимое. Дельфы были одним из самых чудесных мест в мире. Горные вершины и спадающие вниз ручьи, зияющие провалы и отвесные каменные стены — все это было достойным фоном для храма Аполлона… и для дома ее мужа…