— Тридцать два.
Детективы обменивались многозначительными взглядами.
— А какого возраста была, на ваш взгляд, эта женщина с револьвером?
— Мне показалось, лет двадцать пять.
— Вы знаете ее?
— Нет.
— Можете ее описать?
Натали уже сообщила приметы убийцы специалисту по составлению компьютерного фоторобота, но она терпеливо повторяла раз за разом свой рассказ. Все происходило точно так же, как в прочитанных ею книгах и детективных фильмах, и поэтому казалось нереальным.
Реальностью было ее острое желание покинуть яхту, отправиться домой и встретить там Уоллеса — живого и невредимого, усталого после долгого перелета, облаченного в мягкий кашемировый халат и бормочущего ворчливо:
— Немного теплого молока с бренди и в постель… В постель.
— Миссис Невски!
Натали вернулась из мира видений в действительность.
— …Привлекательная блондинка. Широковатое лицо. Я думаю, ее платье европейского производства. О, я вспомнила: Уоллес решил, что она носит парик.
— Это уже кое-что! — заметил инспектор полиции. — Так это был парик, или это ему показалось?
— Раз он так сказал — значит, она была в парике.
— Почему мужчина, ваш муж, заметил парик, а вы нет?
— Мужчина, продающий меха на протяжении десятков лет, знает о женщинах больше, чем женщины сами о себе.
— У вас есть какие-нибудь предположения, почему неизвестная стреляла в вашего мужа?
— Нет.
— Мистер Невски узнал ее?
— Я не думаю, что он смог разглядеть ее лицо.
— У него были враги?
— Нет.
— Не может быть. Ваш муж почти полвека торговал пушниной. За такой срок в этой сфере деятельности обязательно наживешь себе врагов. Уж я-то знаю. Мой отец в прошлом был меховщиком.
— Так спросите у своего отца. Спросите у него: кто такой Уоллес Невски? Кто такой Казак? Его обожали! — Она вдруг заговорила громко. — Он был пушным брокером. Он выбирал на аукционах сырье для других меховщиков. Ему верили, как верят в Бога. Он заключал многомиллионные сделки без всяких протоколов и расписок. Одним кивком головы или звонком по телефону.
— У брокера есть много способов работать на свой карман, — настаивал отпрыск бывшего меховщика. — Иногда брокеры берут производителей за горло.
— В Нью-Йорке нет меховщика, который не доверил бы Уоллесу свой последний доллар!
— Хорошо, хорошо! — успокоил ее инспектор. — А если мы поговорим о вашей собственной фирме «Котильон»? Были в фирме какие-нибудь конфликты? Прогоревший инвестор, например? Кредитор, которому не заплатили?
Натали решительно мотнула головой.
— Не ищите здесь… Это бесполезно. Я отвечаю за фирму, а не Уоллес. Я президент и распоряжаюсь финансами. Ни один вкладчик не имеет к фирме претензий. Никто не был обманут.
Это был третий или четвертый детектив, который ее допрашивал. Их лица в глазах Натали слились в одно. Она уже не различала их индивидуальных черт, фамилий и званий. Наконец ее оставили в каюте наедине с вновь прибывшим полицейским.
Детектив — лейтенант Каниц, как он представился, — несколько минут хранил молчание, просматривая записи ее ответов на предыдущих допросах. Он был массивным, по-медвежьи неуклюжим, но, когда он заговорил, голос его оказался на удивление мягким и интеллигентным.
— Я хотел бы, миссис Невски, чтобы мы с вами совершили небольшое путешествие во времени, отправились в прошлое на несколько часов. Я понимаю, как вам будет это тяжело, но все это может помочь успешному расследованию. Итак, давайте буквально по минутам, восстановим ход событий после возвращения вашего мужа из России.
— Я согласна, — кивнула Натали.
— Ваш шофер уже говорил нам, что мистер Невски прибыл в аэропорт Кеннеди в пятнадцать часов, задержался на минутку-другую в ваших апартаментах возле Центрального парка и появился на яхте где-то около семнадцати часов.
— Я не знала, что он заезжал домой.
— Он также выходил из машины у телефонной кабины на Риверсайд-драйв. Он звонил вам?
— Нет. Зачем ему было пользоваться платным телефоном? В машине есть телефон.
— Он сказал водителю, что телефон в машине неисправен.
— Он не звонил мне.
— Тогда кому же?
— Кому угодно. Он закупил в России шкурки для дюжины фабрикантов.
— Итак… — продолжал полицейский. — Он взошел на борт, и яхта тотчас же отчалила. Что дальше?
— Уоллес спустился вниз, чтобы переодеться в вечерний костюм.
— Вы видели его?
— Конечно. Он сказал мне «хэлло» и сбежал по трапу.
— Только «хэлло»?.. Вы же не виделись две недели…
— Мы устроили прием для двух сотен человек, и гости уже находились на яхте. Мы были на виду у всех. Я сказала, что спущусь к нему вниз на несколько минут, чтобы помочь застегнуть запонки.
«Боже, о каких пустяках я говорю!» — подумала Натали.
— Продолжайте, — настаивал детектив.
— Я спустилась. Он был уже почти готов. Я застегнула ему запонки…
— О чем вы разговаривали?
— У нас не было времени.
Полицейский вновь углубился в записи. Натали показалось, что все эти вопросы задаются для проформы.
— Свидетели утверждают, что вы появились вместе с ним в салоне в семнадцать двадцать пять или семнадцать тридцать. Тут есть маленькое расхождение. Во всяком случае, вы провели наедине почти двадцать минут… О чем вы беседовали с мужем?
Натали старалась сдержать подступившие слезы. На такое бесцеремонное вторжение в их личную жизнь надо было отвечать с ледяной сдержанностью.
— Мы не разговаривали…
— В течение двадцати минут? У меня это не укладывается в голове.
Натали вздернула подбородок. Ее глаза потемнели от гнева, в голосе появилась непоколебимая твердость.
— Мы занимались любовью.
— Боже, простите меня! До меня как-то не дошло… Ведь за дверью ждали две сотни людей.
Ярость освободила Натали от всякой стеснительности. Ей вдруг захотелось быть откровенной до конца.
— Я поцеловала его… сначала руку, когда вдевала запонку, потом… губы. Он поднял меня на руки и… Вам этого достаточно или вас интересуют все подробности?
— Хватит, хватит, — попытался успокоить ее детектив.
Его взгляд невольно устремился на постель, бесцеремонно смятую хозяйничавшими здесь недавно манекенщицами.
На самом деле это произошло не на кровати. Уоллес обхватил Натали, поднял ее в воздух, прижал к туалетному столику, и они целовались жадно, прижавшись друг к другу бедрами, выгнув спины, как пара диких кошек, чтобы не помять свои вечерние туалеты.
— Что ж, теперь мне легче задать вам следующий вопрос… — Слегка смущенно детектив протянул Натали прозрачный пластиковый пакет, в котором лежали ее белые шелковые трусики.
Натали тоже смутилась, но решила признаться.
— Уоллес любил поддразнивать меня. Он спрятал их себе в карман… вместо носового платка.
— Я возвращаю их вам, — сказал детектив. — Думаю, они нам не понадобятся. Им не следует фигурировать в деле в качестве вещественного доказательства. Как он выглядел? Я имею в виду, в каком он был настроении?
На мгновение Натали забылась. Память подарила ей волшебное воспоминание. Какой он был тогда? Когда бежал по трапу? Когда обнимал ее? Восторженный, бурлящий, торжествующий! И изголодавшийся по любовным ласкам! Как воин, одержавший победу и жаждавший получить награду за свой ратный труд!
Об этом бессмысленно было рассказывать кому-либо, тем более полицейскому, сидящему напротив. Словами не передашь, как выглядел Уоллес в эти мгновения. Он всегда был непредсказуем…
— Мы обрадовались, что снова наконец вместе. Так было всегда…
Ее голос дрогнул. Она опустила глаза.
— Он что-нибудь говорил о своей поездке?
— Только то, что дела идут прекрасно.
— Вы заметили что-нибудь необычное в его поведении?
Натали украдкой взглянула на туалетный столик. Они тогда чуть не сломали это хрупкое сооружение. Такими жаркими были их объятия, таким мощным был его мужской напор… И потом быстрый неожиданный оргазм. Все напоминало извержение вулкана. И это при том, что две сотни гостей с нетерпением ждали их появления в салоне. Он не хотел отложить любовь до того момента, когда закончится праздник фирмы «Котильон» и они окажутся в домашнем уюте супружеской спальни. Эта его стремительность тогда удивила ее… Как будто он спешил насладиться… Чем? Плодами одержанной победы? Или боялся, что ему не хватит времени? Неужели он предчувствовал что-то? Нет! Этого не может быть!