Вопли Дины, борющейся за свою жизнь, заставляли леденеть сердца сбегающихся охранников. Она покачнулась и свалилась с обрывистого берега на замерзшую поверхность речки. Лед под ней начал проседать. Черная вода жадно сгладывала белый снег. Норки копошились на ней, и казалось, что Дина покрыта шевелящейся шкурой. Разноцветные жуткие глазки вспыхивали искорками в луче прожектора.
Всего этого Натали уже не видела. Она не знала и не хотела знать, нашла ли Дина свой конец или вновь явится перед ней, как гость из преисподней.
Натали ощупью следовала за той волшебной ниточкой, которая поможет ей спастись. Миновав несколько комнат, она наконец обнаружила кабинет с телефонами. У Натали не осталось друзей или союзников, ее окружали одни враги. Может, только циничный и сластолюбивый Ролекс был единственным, кто выглядел нормально среди безумцев, дерущихся за власть.
На телефонном аппарате был знак правительственной связи. Она подняла трубку. Телефонистка тут же с готовностью ответила. Натали запомнила код министра, сообщенный ей Ростовым под «большим секретом». По этому коду, как хвастался Ростов, его могут выдернуть из любой постели. Вероятно, сейчас он спал в постели, вполне досягаемой для телефонной службы, потому что откликнулся незамедлительно:
— Госпожа Невски?! Что же это такое? Какой приятный сюрприз! Вас ищут по Петербургу десять тысяч курьеров. В том числе вся ваша команда и я, ваш покорный слуга… Где вы?
— Я на даче Министерства обороны… в гостях у генерала Лапшина.
— С чем вас и поздравляю! — Ростов был и раздражен, и обижен.
— Посоветуйте, как мне выбраться отсюда?
— Вероятно, так же, как и добрались. В нашей армии достаточно транспортных средств.
— Кажется, армия не соглашается предоставить мне эти средства. Армия очень настаивает, чтобы я здесь осталась.
— Это уж вам решать! — Ростов, очевидно, ревновал Натали к блестящему молодому генералу.
— Я уже приняла решение. Если вы, как только что обмолвились, мой покорный слуга, то окажите мне услугу — сделайте так, чтобы наш разговор был зафиксирован соответствующими службами.
— Я думаю, так оно и есть, — озадаченно пробормотал в трубку Ростов и чуть слышно вздохнул.
— Повесь трубку! — приказал ворвавшийся в комнату Лапшин. Он был мертвенно-бледен. На белом лице выделялись глаза — черные, как и пистолет в его руке.
— Так, значит, наш разговор зафиксирован? — громко переспросила Натали.
— Конечно, — подтвердил Ростов, заинтригованный ее настойчивостью.
— Тогда я передаю трубку гостеприимному хозяину. С вами будет говорить генерал Александр Лапшин.
Протянутая ею трубка соприкоснулась с дулом пистолета, направленного на нее.
— Переговори с министром Ростовым. Меня срочно нужно доставить в Ленинград.
У Лапшина дрожали руки. Он выронил трубку…
— Алло! Алло! — кричал в телефонную трубку Ростов.
Связь отключилась.
— Вот теперь мою смерть обязательно повесят на тебя, — торжествующе заявила Натали.
— А на тебя смерть Дины, — сказал Лапшин. — Ты убила ее.
— Она умерла? — спросила Натали, не в силах скрыть охватившую ее радость.
Лапшин медленно поднял пистолет. Зияющее смертью отверстие ствола проделало в воздухе дугу. Натали затаила дыхание, но пистолет, миновав ее, уткнулся в висок Лапшина. Натали сама не ожидала от себя такой молниеносной реакции. Ее руки и тело вытянулись в прыжке, и пистолет был выбит из сильной мужской руки. Он с грохотом упал на пол, а мужчина остался стоять, растерянный, униженный, но живой.
— Игра не стоит свеч! — сказала Натали. — Есть такая русская поговорка. Я хочу, чтоб ты жил.
— Как же мне жить… без нее?
— Именно без нее, без заговоров и убийств… Я ведь живу, хотя и потеряла то, что любила.
— Ты женщина…
— А ты мужчина. Так будь им!
Натали многое могла бы рассказать Лапшину. И то, что Дина была любовницей Кириченко, и таинственного американца, и жалкого художника. И то, что заговор, намеченный на Валентинов день, с гибелью Дины провалился. И то, что нельзя повернуть колесо времени обратно, даже замедлить его ход… Но она была по-женски милосердна.
38
За сорок лет ныне покойный Уоллес Невски не только соткал разведывательную сеть, но и приобрел большие связи и огромное количество искренних и неподкупных друзей. Эти друзья возникали невесть откуда и поздравляли Натали с успешным подписанием контракта о совместной деятельности «Котильона» и «Союзпушнины». Банкет по этому поводу был в самом разгаре. Натали благодарила судьбу за то, что чары ее партнерши — адвоката Линн Браун подействовали на разгоряченного министра и он на время отложил свои намерения затащить в постель главу фирмы. Все внимание присутствующих на празднестве приковывала к себе Диана Дарби. При подлете к Ленинграду она успела освежить свой макияж и очаровала всех стюардесс, носильщиков багажа, фотокорреспондентов, а теперь жрущую и пьющую «братву» на официальном банкете.
Диана Дарби расточала свои фирменные улыбки на все стороны. Лео Моргулис, очнувшийся после нападения неизвестных хулиганов, в комфортабельной палате спецполиклиники и мудро решивший держать язык за зубами, задрапировал Диану в только что купленные на аукционе за бешеную цену меха и выставил ее на растерзание фотографам на мраморной лестнице дворца «Союзпушнины». Следуя настоятельным советам внимательных врачей, старый Моргулис остался в больнице и следил оттуда по телевизору за рекламным действом. Главным героем дня был министр внешней торговли Ростов. Элегантный, упакованный во все импортное, сверкающий золотым «ролексом» на запястье, он командовал парадом, олицетворяя собой новую эпоху братских объятий капитализма с социализмом. Ожидалось прибытие самого генсека с супругой, чтобы освятить своим присутствием и, может быть, даже короткой речью триумф «Союзпушнины». «Пыль в глаза», которую решила пустить Натали, действительно оказалась золотой. Ее блеск ослепил даже многоопытных и скептически настроенных представителей «Котильона». Юрист фирмы Линн Браун соизволила выдать улыбку советскому телевидению, прежде чем скрепила подписью вслед за министром Ростовым договор о создании совместного предприятия. Эксперт по США — седовласый Старков произнес несколько слов в вовремя подставленный микрофон:
— Я думаю, что наш «извечный враг» — Уолл-стрит стал теперь нашим партнером. Мы наводим мосты не для наступления, а для делового сотрудничества.
Натали Невски-Стюарт стояла в первом ряду. Она чувствовала, как в затылок ей дышит толпа — чиновники, которые рады новой возможности поживиться, личности, согнанные сюда для создания атмосферы энтузиазма и народного ликования, агенты охранки и враги, которые вряд ли так просто сдались. Как будто жало осы впилось в ее обнаженную низким вырезом вечернего платья спину. Она резко повернула голову. Рядом стоял Джефферсон Джервис с дежурной улыбкой, как у всех остальных в этом зале. И Натали тоже ему улыбнулась.
— Не так все плохо, миссис Невски! — тихо произнес он.
— Заткнись, сволочь! — еще тише, сохранив улыбку на лице, сказала Натали. — Валентинов день отменен. Ты проиграл!
— Наступит другой день, — улыбнулся Джервис.
— Пленка у меня. Я могу сделать так, что ее услышит президент. Хочешь, ее услышит весь мир?
— Зачем же? Я играю в свою игру, ты — в свою…
— А Уоллес?
Джервис пожал плечами и оскалился в совсем уже широкой улыбке.
— Хороший он был парень! Жаль его. Погиб зря. Все равно они в этой стране передерутся… Пустят друг другу кровь.
Выслушивая мрачную тираду Джервиса, Натали упустила главный момент — появление в зале генсека с супругой. Пока советский лидер что-то говорил в подставленные ему микрофоны, дружелюбно помахивая рукой, Диана Дарби, окутанная мехами «Котильона», прорвалась сквозь цепь охраны. О боже, что было бы, если б она несла под мехом бомбу! К счастью, она несла на своем прекрасном лице только рекламную улыбку «Котильона». Она нагло разделила известную всему миру супружескую пару, оказавшись между Горбачевым и его женой, и этого мгновения было достаточно для фотографа «Пипл». Ему достанется приличный гонорар за фото на обложке, а «Котильону» — грандиозная и почти бесплатная реклама.