39
Стремительный «конкорд» уносил ее прочь от ужасов, пережитых в России. Впереди ее ждали пересадка в Париже на рейс в Нью-Йорк и новые испытания — наступление кредиторов, война за «Котильон».
Стюардесса, развозившая напитки, замерла, узнав Диану Дарби.
— Да, это я! Это не сон, а явь, — засмеялась Диана и одарила комплиментом свою поклонницу: — А мы с тобой похожи! Ты тоже блондинка. Наполни-ка бокалы шампанским! Отметим завершение «русской зимней кампании»…
— Мне не надо, — сказала Натали.
— Эй! Ты стала трезвенницей?
Натали молча кивнула. Диана величественным жестом позволила стюардессе следовать дальше по проходу.
— В твоем лице появилось что-то святое, — пошутила актриса. — Так на тебя подействовала Россия?
— Я беременна, — призналась Натали.
Диана чуть не поперхнулась шампанским. Она поставила бокал на пластмассовый столик и темпераментно хлопнула себя по ляжкам.
— Ну-ка, выкладывай, чей это отпрыск?
— Уоллеса Невски, кого же еще?
— Милая! — Диана посмотрела на Натали с недоверием. — Неужели ты с тех пор ни с кем…
— С самого дня на яхте «Колдунья». Со дня его смерти.
— А как же молодой генерал? Значит, наш милейший знакомый министр смог выхватить тебя из объятий этого русского медведя?
— О чем ты говоришь, Диана?
— О твоем ночном звонке с генеральской дачи. Бедный Ростов был так ошарашен, что на часок совсем отключился. Мне пришлось постараться привести его в норму.
— О боже, Диана! Ты же спасла меня!
— Я спасла для тебя «Котильон»! Наутро министр стал таким паинькой и был так покладист…
— Ты сделала больше… Ты сохранила жизнь мне и моему будущему ребенку.
Но на Диану не произвел впечатления драматизм, прозвучавший в голосе Натали. Она отхлебнула шампанского и окунулась в воспоминания:
— Он неплохой парень, этот министр…
— В постели? Нежен и не слишком настойчив?
— Как ты угадала, Натали? Кстати, он слегка обижен на тебя. Ты не уплатила ему кое-какой должок.
— У меня слишком много накопилось долгов!
— Ты и мой должник, Натали! Время, затраченное мною на беседы с русским министром тет-а-тет, без переводчика, следует оплатить.
— Какова твоя цена?
— Я ставлю условие… Конечно, если родится у тебя мальчик, я ни на что не претендую, знаю, ты назовешь его Василием. Но, если будет девочка, я требую, чтобы ты назвала ее Дианой.
— Согласна.
— Когда-нибудь репортеры спросят ее: кто твоя крестная? Если она в ответ пролепечет милыми губками: Диана Дарби, звезда Голливуда, у нее появится шанс сделать приличную карьеру в кино.
— Я бы не посоветовала ей идти в актрисы. Это нелегкая и опасная тропа.
— Зато мужчины без ума от нас, актрис. Наш Уоллес — он тоже был, как все… Обладание женщиной, которой поклоняются миллионы зрителей, тешит их тщеславие. Мужчина ощущает себя победителем. Прости, но деловая женщина проигрывает актрисе в схватке за мужчину.
Натали не стала спорить с Дианой. В ее деловой жизни была победа в борьбе за мужчину, и этой победой она будет гордиться до конца своих дней.
40
В образе деловой женщины Натали Невски предстала в давно назначенный день на собрании акционеров. Для нее это был день тяжких испытаний. Истекли месяцы, отпущенные ей, чтобы доказать свое право на руководство «Котильоном». И вот теперь она держала отчет перед далеко не благодушно настроенной аудиторией. Пристальные взгляды были устремлены на нее и, казалось, впивались в нее острыми иглами. Ей вспомнились злобные глазки ночных хищников, растерзавших Дину. Тем хищникам требовалась живая плоть, этим — дивиденды на вложенные в дело доллары.
Прямо напротив Натали уселся Джефферсон Джервис. Подперев подбородок худой рукой, он прикрыл глаза тяжелыми веками, но сквозь узкие щелочки проглядывал взгляд коршуна, готового в любой момент взмахнуть крыльями и вцепиться в добычу. Он скопил за своей спиной большие силы — все старые меховщики и кредиторы были на его стороне и выступали единым фронтом против кандидатуры Натали на пост председателя совета директоров. Натали решилась на тактическую уловку. Вначале она притворилась разбитой в пух и прах и отступающей в панике.
— Я устала от дружеских советов, — заявила она. — Буквально только что мой лучший друг Билл Малкольм посоветовал мне забрать деньги из фирмы. Он предложил мне продать мои акции и вложить капитал в другое выгодное предприятие.
Билл Малкольм побледнел. Натали бесцеремонно обошлась с ним, разгласив их сугубо личный разговор. Но ее уже было не удержать. Она шла в атаку, сжигая за собой мосты.
— Я устала от попреков моих друзей-профессионалов, будто бы я не знаю, как шьются манто и жакеты, как кормятся норки и выводятся новые породы. Кое-что я узнала за последнее время, но это не мое дело, мои старые дорогие друзья! Друзья мои и покойного Уоллеса Невски, мое дело — зарабатывать доллары для владельцев акций, искать инвестиции для расширения производства и сбыта.
— Где эти доллары? Кредиторы хотят их пощупать и услышать хруст зелененьких, — подал наконец голос Джервис.
Коршун проснулся и расправил крылья. Вот-вот взлетит и клюнет.
— Деньги, полмиллиона долларов, дает Россия за наше технологическое участие в совместном производстве.
— Россия непредсказуема. Сегодня «да», завтра «нет». Сегодня один политический режим, а наутро после «бурной ночи» — другой…
Джефферсон Джервис поднялся из-за стола. Он был так высок ростом, что его маленькая хищная голова чуть ли не доставала до потолка. Его клюв и расширившиеся от ненависти глаза коршуна были где-то на уровне хрустальной люстры, нависшей над столом заседаний. Ярость Джервиса, его напор действовали на присутствующих гипнотически.
— Я вам приготовила сюрприз, — тихо в наступившей паузе произнесла Натали.
Предвидя схватку с Джервисом, она распорядилась, чтобы Джоан установила в зале старый английский репродуктор времен войны с Гитлером. Его Уоллес хранил среди домашнего хлама как реликвию. Не так сложно было подключить аппаратуру к действующему телефону. Она набрала номер Эдди Майлла. Тот откликнулся тут же из своей конторы. Примерное время этого звонка Натали обговорила заранее. Неповторимую интонацию всем известного организатора финансовых «пирамид», рыцаря народного капитализма, не мог подделать самый талантливый актер. Его многократно усиленный динамиками голос давил на слух притихших акционеров.
— Рад твоему благополучному возвращению, Натали, в родные пенаты! Поздравляю с удачным контрактом. Кажется, ты собралась внедрять капитализм в социалистическое сознание трудящихся масс?
— Согласись, Эдди, идея не так уж плоха… Теперь я продаю еще одну…
— Интересно. Какую же?
— Я хочу, чтобы ты взялся преобразовать «Котильон». Организуй холдинговую компанию, чтобы обеспечить уплату долгов и выкуп долей пайщиков.
Эдди хихикнул, и его смешок прозвучал через громкоговоритель зловеще. Он подействовал на всех, даже на Джервиса.
— Дорогуша! Я вымощу тебе путь золотыми монетами, особенно под нашу общую постель… Не побрезгуешь тем, кто не каждый день принимает ванну?
— Короче, Эдди! Ты говоришь об акционерном обществе открытого типа?
— Я всегда бью в одну точку. Только вот твой твердокаменный череп до сих пор не поддавался…
— Кажется, ты уже пробил в нем дырку.
— Неужели? Или ты стала другой, или мир перевернулся?
— И то, и другое… И третье, что пришло мне в голову: лучше я буду управлять открытым АО, чем «Котильон» вообще уплывет в чужие руки.
— Кто же научил тебя уму-разуму? Может, Билл Малкольм? Он вел долгую осаду.
— Скорее Джефферсон Джервис. Только в обратном смысле. Он давит на меня.
Джервис вздрогнул.
— А, этот! — протянул Майлл.
Обычное восклицание в репродукторе звучало многозначительно.