— Кстати, ты зачем тогда меня к ней послала? — словно бы вспомнил Батраков — прежде спрашивать про это было неловко.
— Подруга все-таки, — сказала Татьяна, — хоть попрощались по-человечески.
— Давно с ней дружишь?
— Со школы, как на танцы стали ходить. С Аллой Константиновной не пропадешь, незаменимый человек для компании: молчит и со всем согласна.
— Это у вас с ней первая была гастроль?
Вопрос вырвался для самого неожиданно, для Татьяны, ему показалось, тоже. Но она запнулась на секунду, не больше.
— Какой там первая… Первая у нас была лет в семнадцать. — Помолчала, вздохнула и проговорила, словно подчиняясь неизбежному: — Видишь, не надо было тебе меня сюда везти. Мать-то твоя права: добра не будет.
Ее понурая уверенность Батракову не понравилась — то мать за него решала, теперь эта взялась. Он спросил холодновато:
— Так. Ну и по какой, любопытно, причине не будет добра?
Она почувствовала его раздражение и смягчила тон:
— Ну, так мне кажется.
— А кажется-то — почему?
Татьяна подняла глаза:
— Понимаешь, я не хочу тебе врать.
— Ну и не ври.
— И чтоб мучился ты, не хочу. Я ведь баба грешная. Так что, если чего неприятно знать, лучше не спрашивай.
— Делов-то, — ответил Батраков, — а кто нынче святой? Ты много святых встречала?
— Вот ты, — сказала она и засмеялась, — да еще Алла Константиновна.
— Видишь, — поддержал он ее веселость своей, — такая страна здоровая, а святых только двое, остальные грешники. Короче, давай так: в субботу едем к тебе.
— Зачем? — встревожилась она.
— За паспортом, за трудовой.
— А паспорт на что?
— Кто же без паспорта распишет?
На этот раз Татьяна молчала долго. Потом спросила — голос был усталый:
— Тебе плохо со мной?
— Хорошо, — ответил он, удивляясь вопросу.
— А тогда чего еще надо? Что я, не твоя?
— Моя, — согласился он без особой уверенности.
— Вот и пользуйся, раз твоя. Чего еще надо?
Батраков объяснил:
— Я ж тебя люблю.
— Ну и я тебя. И слава богу. Чего на лишние хлопоты напрашиваться?
— Эти хлопоты не лишние, — твердо возразил он.
— Стасик, — сказала она с досадой, — хороший ты парень. Ты хороший, а я нет. Ну какая я тебе жена? Я плечевая. Искательница приключений. Дальний бой.
Этого он не понял:
— Какой еще дальний бой?
— Ну, говорят так. Дальнобойщица, дальний бой. Бабы, которые ездят на попутных. С шоферами дальних перевозок. Путешествуют. Вот как мы с Аллой Константиновной.
— Ну и что? — сказал Батраков. Его эта новость не слишком тронула. Может, потому, что, по сути, и новостью не была: не дурак же, догадывался о чем-то близком, не так уж и трудно было догадаться.
— Как — что? — слегка растерялась Татьяна.
— Так. Ну, ездила и ездила. То была одна жизнь, а теперь другая.
— А люди узнают, мать твоя узнает? — пыталась держаться за свое Татьяна, и это было совсем уж беспомощно. Кто станет узнавать, какие люди, кому они с Танюшкой нужны? Ее растерянность вызывала жалость и нежность, в эту минуту Батраков чувствовал себя с ней сильным, умным и ответственным, на все сто мужиком. И он не стал спорить, доказывать, он просто ладонью остановил фразу на ее губах и всем, чем мог, потянулся к послушному, отзывчивому, любимому телу…
Потом сказал, как о решенном:
— Значит, в субботу едем.
— Нельзя, — грустно улыбнулась она.
— Почему?
— Все равно нас с тобой не распишут.
— Как так не распишут? — возмутился он.
— Замужем я. — Помедлила и выговорила самое трудное: — И дочь есть. Шесть лет. Небось уже в нулевку ходит.
Тут уж растерялся Батраков:
— Постой… Но если семья, как же ты уехала?
— Уехала, — вздохнула она.
— А муж чего?
— Откуда же я знаю, чего? Я ж его с тех пор не видела. Уехала, и с концами… Нельзя мне туда, понимаешь?
Он ничего не понимал.
— Дочка, значит, — тупо сказал Батраков. — А зовут как?
— Аленка.
— Дочке нужна мать, — изрек он невпопад и сам почувствовал, как по-дурацки прозвучала эта сто раз слышанная, правильная, будто таблица умножения, фраза.
— Да знаю, что нужна, — скривилась она, — но что делать-то?
— Да, история, — встал в тупик Батраков. Потом вдруг вспомнил: — Стой, раз дочка в нулевке… Сколько же ты замужем?
Она чуть задумалась:
— Ну вот считай… Замуж вышла в девятнадцать, сейчас двадцать шесть… Выходит, семь лет.
— А раз замужем, как же ездила?
— Так и ездила.
Этот ответ ничего не прояснил. Батраков не без труда повернулся к ней — в матрацной яме их глаза оказались почти что рядом.