Но даже такой, как он, человек, столь добродетельный, что сумел смириться и жить в довольствии в подобных обстоятельствах, иной раз задумывался о том, что лучше бы он заболел чем полегче, а не такой тяжелой болезнью и что он бы с гораздо большим удовольствием вздремнул в тени, вместо того чтобы вкалывать под палящими лучами полуденного солнца. Даже этот несчастный мудрец иной раз молился богам: «Прошу, приуменьшите страдания моей болезни и облегчите груз моей работы. Я понимаю, что, возможно, прошу слишком многого, но все же я молю вас о помощи».
Он преподносил богам картофель, молясь в храмах краба-отшельника Катасусу и дождевого червя Урасу, которые имели дурную славу могущественных богов зла. В Палау добрым богам редко преподносят еду, так как знают, что, даже если эти боги не получат пожертвований, они не будут проклинать людей. Злых же богов, в отличие от добрых, почитают с большим рвением и часто предлагают им различные яства в дар — так как считается, что их гнев может навлечь цунами, штормы и эпидемии. Нам не узнать, услышали ли краб-отшельник и дождевой червь молитвы несчастного раба, но спустя какое-то время одной ночью ему приснился страннейший сон.
Ему привиделось, что он стал старейшиной, хотя понятия не имел, как так случилось. Он сидел на почетном месте, расположенном в центре главной комнаты, — именно там должен был сидеть глава дома. Все с готовностью вы подняли любой его приказ, как будто бы боялись испортить его хорошее настроение. У него была жена. Многочисленные слуги торопливо готовили ему еду. Перед ним на обеденном столе возвышались сложенные горой зажаренный поросенок, сваренные до красноты мангровые крабы, яйца морской черепахи. Он был изумлен. Хотя это и был, очевидно, всего лишь сон, все же он засомневался, действительно ли это было так. Против воли он ощутил смутное беспокойство.
На следующее утро, открыв глаза, он обнаружил, что все еще лежал, как обычно, в углу все того же старого сарая, с той же протекающей крышей и покосившимися опорами. Но что было необычно — он проспал, не услышав сквозь сон пения птиц, и в наказание один из рабочих дома старейшины жестоко избил его.
Следующей ночью во сне он снова стал старейшиной. В этот раз он был удивлен не так сильно, как в первую ночь. Он стал более высокомерен, и приказы его были более надменны, чем накануне. В этот раз на его обеденный стол снова подавали редкие, изысканные кушанья. Его жена была женщиной совершенной красоты, крепко сложенная и здоровая, и новая циновка, на которой он сидел, сплетенная из листьев пандана, приятно холодила ему кожу и была удобна, как ничто другое. Утром же он вновь проснулся в своей грязной хижине. Как всегда, весь день он тяжело работал, и на обед ему не досталось ничего, кроме ботвы картофеля и рыбных объедков.
На следующую ночь, и на следующую, и так каждую ночь во сне жалкий раб становился главным старейшиной. Мало-помалу он начал чувствовать себя все более уверенно, когда вел себя как старейшина. Теперь, когда он смотрел на изысканную еду, более не возникало желания тут же все съесть, которое он чувствовал ранее, когда этот сон только начал ему сниться. Он часто спорил со своей женой. Совсем недавно он осознал, что может заигрывать и с другими женщинами — не только со своей женой. Он высокомерно помыкал народом, приказал построить порт и собственноручно проводил все религиозные обряды на острове. Когда островитяне наблюдали за тем, как он торжественно шествует к храму, нога в ногу со священником каронг, они были преисполнены изумления и восхищения, как если бы им довелось увидеть некоего древнего героя, воскресшего из мертвых.
Одним из его рабов, прислуживавших ему, был человеком, внешне весьма походившим на главного старейшину, который был его хозяином и господином в течение дня. Когда слуга испуганно на него смотрел, ему это казалось почти смешным. Этому слуге он давал самую тяжелую работу — просто чтобы себя позабавить.