Недалеко оттуда, рядом со скалой, мы при помощи старых корабельных гвоздей соорудили что-то вроде небольшого амбара. В конце концов ветер, дождь и скалы, по которым мы взбирались, совсем истрепали и изорвали нашу одежду, поэтому нам пришлось ходить нагишом. По утрам и вечерам мы взбираемся к Подножию Бога, читаем Библию и молимся за маму и папу.
Мы написали письмо родителям, опустили его в ценную для нас бутылку, крепко-накрепко запечатали резиновую пробку и, расцеловав ее много раз, бросили в море. Бутылка сначала поплыла вдоль берега, а затем ее унесло течением далеко-далеко, и мы больше ее не видели. После этого мы уверились в том, что спасение близко, и на самом высоком месте Подножия Бога поставили шест, с которого свисают зеленые пальмовые листья.
Иногда мы ссорились. Однако вскоре мирились и затем играли в школу. Я обучал Аяко написанию слов по Новому Завету и объяснял ей смысл написанного. Эта книга была для нас как Бог, учитель, мать и отец одновременно. Мы берегли ее как драгоценность, и прятали вместе с увеличительным стеклом и бутылками в расщелине скалы. Мы были счастливы и спокойны. Это был райский остров.
Невозможно поверить, что наша мирная, спокойная жизнь на далеком острове могла превратиться в ад.
Тем не менее это случилось.
Я точно не знаю когда, но некоторое время спустя Аяко подросла, стала очень красивой и невообразимо прекрасной — такой она была в моих глазах! Ее красота то слепила, как красота цветка, то доставляла непереносимые сатанинские муки. Я смотрел на нее, и меня охватывали мрачные, тяжелые, непонятные мысли…
— Братик! — когда Аяко с этими словами набрасывалась на меня и смотрела своим сияющим взглядом, в котором не было ни капли порочного, я понимал, что в моей душе появилось новое, странное чувство. И каждый раз я испытывал страх и трепет, предчувствуя чудовищные страдания впереди.
Но и Аяко изменилась по отношению ко мне. Теперь все было иначе… Она смотрела на меня влажными, грустными глазами, была какая-то поникшая и стеснялась дотрагиваться до меня.
Мы больше не ссорились. Вместо этого мы бродили по острову с грустным видом и тяжко вздыхали. Наша жизнь на райском острове приобрела оттенки и печали, и радости, и одиночества одновременно. Мы смотрели друг на друга и видели тень смерти, которая легла на все окружающее. Это божественное откровение или насмешка Сатаны? Мы не понимали, и целыми днями эти мысли терзали наши души.
Пока мы оба точно не знали, что чувствует другой, мы не могли выразить свои чувства, боясь Божественного наказания. А что, если мы признаемся друг другу, а потом придет корабль? Эта мысль мучила нас обоих, хотя мы не разговаривали об этом.
Одним тихим безоблачным утром, позавтракав жареным яйцом черепахи, мы легли на песок. Аяко, которая смотрела на плывущие где-то вдалеке по небу облака, вдруг спросила:
— Братик, а если кто-нибудь из нас заболеет и умрет, то что потом?
Она покраснела. Слезы стекали по ее лицу на горячий песок, и я увидел, как она молча грустно улыбнулась.
Я не знал, что ответить. Внутри меня переполняли невообразимые чувства, и я словно онемел. Я встал и направился в сторону Подножия Бога. Поднявшись наверх, я распростерся там и взмолился, вырывая свои волосы от отчаяния:
— Отче наш! Аяко ничего не знает! Но она сказала эти слова… Она чиста, не наказывай ее! Сохрани ее чистоту и невинность!.. Я… Но я… О Господи, как я могу? Как мне избежать этих страданий? Я причиняю боль Аяко только потому, что я есть… Но если я умру, она будет страдать и мучиться! Что же мне делать, Господи! Господи! Мои волосы все в песке, я пал на камень… Даруй мне смерть, порази меня молнией! Воздай мне явно за мои тайные желания! Позволь почтить имя Твое! Прошу, яви какое-нибудь знамение!..
Однако Бог не явил никаких знамений. В голубом небе клубились белые тучи. В пучине под скалой среди белых и синих волн мелькали акульи плавники и хвосты.
Я смотрел вниз, в эту бездну, и вдруг моя голова невыносимо закружилась. Я невольно зашатался и, стоя на самом краю, чуть не свалился в воду. Мне чудом повезло остаться в живых… Да, еще бы чуть-чуть, и все. Шест, который мы воткнули на самом высоком месте, упал и лежал на краю скалы. Я сбросил его вниз, в воду.
— Ничего страшного. Так корабль пройдет мимо…
Я странно, горько рассмеялся и, спустившись с холма, словно волк, понесся в хижину. Там лежала Библия, раскрытая на книге псалмов. Я схватил ее и бросил в костер, на котором мы готовили завтрак, и, подкинув сухой травы, стал раздувать пламя. Затем я помчался по берегу, во весь голос выкрикивая имя Аяко, и, наконец, увидел ее…