— Не твое дело.
— О, конечно, — холодно сказал он. — Но до того, как это случится, что будет с моим сыном?
— Ты говоришь это так, будто мой ребенок принадлежит тебе.
Снова Каллен по-волчьи улыбнулся. Он быстро подошел к ней, схватил ее за запястье.
— Этот ребенок принадлежит мне, так же как тебе.
— Нет! Это не так! Каллен…
— Почему ты ненавидишь меня? Ты беременна, но ты любила меня так же, как я тебя.
— Пусти!
— Ты не думала о ненависти в ту ночь, когда мы занимались любовью.
— Это не любовь! Это… это аморально! Это было неправильно, это было…
— Этого мы оба хотели. Ты знаешь сама.
Она пыталась не смотреть на него, не видеть его злой взгляд. Но Каллен схватил ее за подбородок и приподнял его.
— Ты сгорала от любви ко мне той ночью, Марисса. Ты хотела чувствовать мои руки, мои губы…
Марисса выкрикнула испанское слово. Каллен знал, что оно значило.
Это было грязное ругательство.
— Лгунья, — резко сказал он, а потом поцеловал ее.
Она яростно сопротивлялась: укусила его за нижнюю губу, била его кулаками в грудь, но он все целовал и целовал ее…
Каллен почувствовал, как она сдалась. Ее губы смягчились, ее дыхание слилось с его дыханием.
Теперь он начал возбуждаться. Он хотел поднять ее на руки, отнести в спальню, слиться с ней, как тогда…
Его рука упала на бедро. Воздух с силой вырывался из легких. Он наблюдал за тем, как расширились глаза Мариссы. Она прислонилась к столу. Они смотрели друг на друга. Оба были напряжены. Марисса отошла от него.
— Ладно. — Ее голос был хриплым. — Я подпишу твою бумагу. Я возьму чек, так что у тебя будет чистая совесть. Но я обещаю, я порву его пополам, как только…
— Нет.
Слово Каллена напоминало удар хлыста — так резко оно было произнесено. Марисса повернулась и посмотрела на него.
— Но ты сказал…
— Я еще ничего не сказал. Никогда не говори мужчине, что он скажет, до того, как он это произнес. В девяти случаях из десяти ты ошибешься. В десятом случае он скажет все наоборот — назло.
Марина внимательно смотрела на него.
— Тогда зачем ты пришел сегодня?
Он улыбнулся, и она поняла, что навсегда запомнит эту холодную улыбку.
— Я пришел сказать тебе, что будет с нами дальше, — мягко проговорил он.
— Что?
Каллен наклонил голову. Он думал об этом тысячи раз после разговора с Сином, придумывал план действий, корректировал его, обновлял…
Что бы там ни было, ребенок в чреве Мариссы Перес был его ребенком.
Что бы там ни было, он чувствовал себя ответственным не только за его зачатие, но и за всю его жизнь.
Что бы там ни было, до последней ночи он мог придумать только один выход из положения.
— А случится то, — мягко сказал он, глядя Мариссе в лицо, — что ты будешь моей женой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Каллен просил Мариссу стать его женой.
Его женой!
Неужели он действительно думал, что она выйдет за него? Это предложение было так нелепо, что ей захотелось рассмеяться… Но он смотрел на нее слишком серьезно, и ей стало ясно, что он не шутит.
— Итак? — сказал он. — Молчишь? Это не похоже на тебя, Марисса. Тебе всегда есть что сказать.
Он был так самодоволен, так уверен в себе. Может, он ожидал, что она упадет к его ногам в порыве благодарности? Или зааплодирует, принимая его жертву? Связать себя с мужчиной, которому ты не нужна, только чтобы успокоить его совесть?
Он делал большую ошибку.
Марисса улыбнулась. Такого она не ожидала.
— Спасибо, — вежливо сказала она. — Но я не заинтересована в этом.
— Не заинтересована, — улыбнулся Каллен. — Ты не заинтересована.
— Это щедрое предложение, но…
— Оно вовсе не щедрое. Мой ребенок не родится ублюдком.
— Это устаревшая концепция, — спокойно возразила она.
— Может быть, в твоем мире, но не в моем.
— Ах, да, конечно. Твое изысканное окружение на все смотрит по-другому. Я постоянно это забываю. Я уже сказала, что дам ребенку твою фамилию, если это так много значит для тебя.
— Если это так много значит для меня? — Каллен прищурил глаза. — А что ты скажешь моему сыну, когда он подрастет и начнет задавать вопросы? Не думаешь ли ты, что он захочет узнать, как зовут его отца?
Действительно, что она ему скажет? Последние месяцы Марисса думала только о том, как ей наскрести денег, и совсем не думала, что будет через несколько лет. У нее не было на это времени.
— Я не думала о…
— Да, — отрезал Каллен. — Уверен, что не думала.
— Я придумаю что-нибудь, — упрямо сказала Марисса. — Еще много времени впереди.
— Тебе не нужно решать, что сказать ему, потому что он не задаст эти вопросы. Он будет знать, что я его отец с самого начала.
— Ты несерьезно говоришь о женитьбе. Мы ничего не знаем друг о друге.
— Мы достаточно знали друг о друге, чтобы сделать ребенка. Помнишь?
Помнит ли она? Иногда она не спала ночью и думала, сможет ли она забыть.
— Дети не глупы, Каллен. Мой сын…
— Наш сын, — холодно поправил он.
— Дело в том, что его только расстроит, если ты будешь то показываться, то пропадать. Я знаю, сейчас тебе этого хочется, но со временем…
— Разве я сказал, что буду показываться и пропадать?
— Конечно, ты же не имел в виду настоящий брак.
— Два человека живут вместе. Вместе ужинают вечером. Вместе растят ребенка. Если это совпадает с твоим представлением о браке, черт возьми, это именно то, о чем я говорю.
— У нас не получится. Не может получиться, — в отчаянии сказала она. — Я не хочу…
— Мне плевать, что ты хочешь. Я хочу сделать как лучше нашему ребенку.
Каллен отошел, сбросил с плеч пиджак и повесил его на спинку стула, а потом развязал галстук, расстегнул воротник и запонки. Марисса почувствовала, что в ее неказистой квартире стало так же жарко, как в преддверии ада. Но даже ощущая злость, видя его сильную загорелую шею и мужественные, мускулистые предплечья, она не могла не вспомнить вещи, которые не хотела вспоминать.
Марисса отвернулась, бросила кружку в раковину и вышла в гостиную. Здесь было еще жарче, чем на кухне, и тяжелая старая мебель делала ее похожей на западню.
Каллен вошел вслед за ней, и она чувствовала, что он стоит за ее спиной. Он был большой и властный и Марисса представила себе, что она его жена. Марисса резко повернулась и встала к нему лицом.
— Послушай, — отрывисто начала она, — я ценю твое предложение, но в нем нет необходимости.
— Я думаю, ты не знаешь, что я собираюсь сделать, Марисса.
Она заметила разницу в его подборе слов и своем собственном. Не отвечай на его слова, яростно подумала Марисса. Он просто пытался разозлить ее.
— Каллен. Правда, я не…
— Это касается не только тебя. — Его тон был очень резким. — Это касается не только меня, это касается нашего ребенка.
Он приложил руку к ее животу. У нее перехватило дыхание. Она представила себе, как Каллен убаюкивает маленькое беспомощное существо внутри нее.
— Ничто не заставит меня оставить моего сына.
— Ничто? — Марисса отодвинулась и попыталась вернуть свое самообладание. — Ты хочешь сказать, что я не в состоянии воспитать моего собственного ребенка?
— Нашего ребенка. Я не говорю о том, что ты не сможешь сделать это, я говорю о том, какую жизнь ты сможешь ему дать.
— Я постараюсь дать ему самое лучшее. Бедность не ограничивает человека, — произнесла Марисса, пытаясь поверить в свои лицемерные слова. Действительно, бедность не лишала человека мечты, но правда в том, что быть бедным ужасно. Только дурак сам выберет себе такую жизнь.
Зачем она говорила эти вещи? В глубине души она понимала, что Каллен поступает правильно. Он хотел взять всю ответственность за своего ребенка. Как она могла осуждать его за это? Как она могла не принять его участие? Почему она не принимала?