Света Саветина
Женщина-мышь
Каждая из прочих страстей упраздняется одною, какою-нибудь противною ей добродетелью; уныние же для инока есть всепоражающая смерть.
Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи…(с)
Я сидела в кабинете директора и ждала, пока этот, в общем-то, довольно милый человек закончит мяукать в свою vertuшку. Мне практически все было известно. Но босс возжелал соблюсти политесы и лично выслушать «твоюмать» от своей самой агрессивной топ-менеджерицы. Он доболтал, я выпрямила спину. Понеслось:
– Марин, всякий раз поражаюсь твоему умению стильно одеваться!
– Виктор Сергеевич, достаточно!
– Ну хорошо, если хочешь, сразу – к делу. Марин, как ты знаешь, на последнем совете директоров мы приняли целый ряд достаточно трудных решений… Эти решения дались нам всем крайне нелегко… Пришлось расстаться с людьми, которых мы искали и собирали в команду много лет.
«Остапа понесло», – подумала я и уставилась на его личные инвестиции в Арбат – две, ужасные по цвету, дождливые картинки с участием дам с зонтами и мокнущих щенков. В фокусе стоял еще какой-то настольный монумент из бронзы, похожий то ли на Джека Воробья, то ли на Дзержинского в кокетливой дамской шляпе. Слушать Сергеича было бессмысленно еще минут пятнадцать. Я знала его восемь лет и, естественно, весь SWOT-анализ этого сорокапятилетнего отца троих детей и владельца крупного рекламного агентства был вытатуирован на подкорке каждого нашего офисного самурая. Сергеич любил потрындеть, был, в общем, добрым, обожал булавки для галстуков и надежные немецкие автомобили. Из вредных привычек наш босс имел только неизлечимое пристрастие к клетчатым рубашкам – как раз тот случай, когда лучше б курил. Помимо указанного, Сергеич обладал приятного вида женой, недвижимостью в правильных местах и спокойным ровным баритончиком. В стрессовых ситуациях старался быть справедливым, за что имел уважуху и респекты от всех нас. На корпоративах пил воду и танцевал два дистанционно приличных медляка с замгендиршей.
Мне на глаза попалась пуговица с надписью Escadaна собственном манжете, мысли тут же унеслись в сторону планируемой поездки в Милан. Я сидела и пыталась припомнить улицу, где в прошлый раз обнаружился чудеснейший бутичок с хозяйкой лет семидесяти, вручную вышившей мне на юбке монограммку. И тут мой слух среагировал на слово «филиал».
– …где тоже работают люди, сильные в своем деле, но нет «движка», нет креатива! И я считаю, что лучшей кандидатуры, чем ты, нам просто не найти!
– Виктор Сергеевич, мы ведь с вами не вчера познакомились! И потом, у вас своими словами гораздо лучше получается! Если вы мне собираетесь сообщить, что меня тоже решено сократить, то на фига, простите, мы тратим время?!
– Ни о каком сокращении речь не идет! Марин, я же сказал! Перевод в филиал, в Пермь!
– Куда-а-а??!!! Виктор Сергеевич, вероятно, компания как-то охрененно заработала в кризис, и теперь мы можем платить мне баснословное бабло за поднятие целины?! Не-не, sorry, откатываем этот вариант! Я знаю, что сэйлаки просрали два мощнейших годовых контракта и денег нет. Тогда в чем дело?!
Сергеич сидел с лицом страдальца, понимая, что моя словесная диарея только началась. Он встал с кожаного трона, сложил ручки бубликом и попробовал с другой стороны:
– Марин, поверь, я сделал все что мог… И потом, в Перми тебе снимут вполне достойную квартиру, предоставят все условия! Только вот… то, что я тебе сообщил, это не все… Решено сократить зарплату по твоей позиции на 30%.
– Виктор Сергеич, то есть даром за амбаром – это про меня по пунктам? Причем за каким амбаром? Это где вообще, Пермь? Я зачем, по-вашему, в Москву после школы приехала, училась не в себя, работала по 12 часов в день? Я что, в Пермь хотела?!!!
– Марина!
– Балерина! Виктор Сергеевич, вы же сто лет меня знаете! Ну почему вы все это говорите?
Я знала, что давление на жалость Сергеича обеспечит мне в лучшем случае прощение за непарламентские высказывания, но делу, по большому счету, не поможет. Блин, я все знала, но, как дура, до последнего не верила в то, что это может произойти со мной. Собрав волю в кулак, я спросила:
– Какие у меня варианты, кроме Перми за ползарплаты?
– Сокращение, – вздохнул Сергеич.
Выйдя из директорского кабинета, я машинально подумала, что если напьюсь прямо у себя за столом, то ни одного дурного слова мне никто не скажет, не исключено, что сам Сергеич притащит шоколадок на закуску. Я цапнула со стола Vogueи на секунду задержалась около охранника Николая, который, ничего не спрашивая, протянул мне очередную зажигалку. Свои зажигалки я вечно теряла, а чужие собирала и складывала в карманы, за день набиралось прилично. В конце рабочего дня тактичный Николай произносил: «Марина Марковна, а можно попросить вас вывернуть карманы?» Я высыпала на стол receptionкучи чужих зажигалок, и мы с ним хохотали. Шуточки про «столовое серебро нашли, но осадочек остался» донимали меня много лет.
На улице было свежо после дождя и пахло мокрым асфальтом. Я подумала, что буду ужасно скучать по охраннику Николаю, наизусть знающему мои привычки. Через пару затяжек решила не пить в офисе – пусть младшие учатся держать удар, глядя на меня. В результате кризисных жоп, моих подчиненных осталось всего пятеро, и все они тряслись осиновыми листами, а я ничего не могла с этим поделать, поскольку пришла пора паковать LV.
Хотелось реветь от обиды, но было не место. И потом, красные глаза, опухшая морда и нулевой КПД – это не то, куда можно тратиться даже мысленно. Я стояла и, как дура, задавалась исконно русскими вопросами: «Кто виноват» и «Что делать»? Но мозг по-прежнему работал, и через пару минут я уже уговаривала себя, что большие и важные дядьки, задумавшие поиграть в кризис, просто забыли рассказать мне правила игры, поэтому лично я ничего со всем этим поделать не могу. Надо было обдумать главное – «пошли все нах» или все-таки «здравствуй, Пермь». А для начала – вернуться в свой кабинет и произвести плановый разнос по проекту оформления тиража нетленки одного именитого нефтянника, почувствовавшего себя, увы, сразу Толстым.
Я велела секретарю Надьке кликнуть моих в «пыточную» и затарить нас всех какими-нибудь напитками. Через несколько минут мой бравый отряд был в сборе. Этих людей я собирала долго, и каждый из них был обожаем мной прежде всего профессионально. В нашем деле полно своих стереотипов. К примеру, дизайнер просто обязан одеваться как игуана, ковырять в голове фломастером и глубокомысленно молчать. Арт-директор должен быть кокаинистом, психопатом и в виде хобби фотографировать жаб. Вследствие чего слова «криэйтор» и «придурок» быстро стали синонимами. Никто из моих против этого особо не боролся.
Бублик у нас «отвечал за базар» – копирайтил все, что попадалось под руку. Как этому небритому панку удавалось вещать тупым текстом в нескольких внутрикорпоративных изданиях крупных клиентов и одновременно поддерживать блоги известных брендов от имени мифических идиоток типа pink&hot, я не понимаю?! Вне офиса Бубл расставлял ловушки снов, воспитывал хомяка Геннадия и ездил в отпуск на Курилы.
Варвара была готом, совмещая смертеподобную внешность с глубинными знаниями 3D. Ее добрые коллеги разместили над рабочим местом офисную доску с надписью: «Позитив – ацтой, мрак – рулит». Варвара была довольна, но улыбаться не стала.
Европа обладал фантастическими знаниями в области современной русской литературы, блестяще излагал и негласно соревновался с Бубликом. Баловал нас всех литературными новостями, таскал в офис мамины булочки, уважал костюмы от Paul Smithи выглядел почти как человек, не считая бриллиантовой серьги в ухе.
Климов был старше остальных. Его отличительной чертой был абсолютно недоверчивый взгляд. Именно ему чаще всего задавали вопрос: «Я что, вру, по-твоему? А что ты тогда так смотришь?» Или: