– Мариш, ты не сердись, – стушевался Сергеич. – Ты ж сама мне говорила, что личная жизнь в твоем случае – не главное. Но я – человек семейный, для меня все это очень дорого, вот и волнуюсь за тебя как за близкого человека. Эх, Марин, говорил тебе тогда, не торопись ты с отказом!
– Виктор Сергеич! – заулыбалась я, справившись с волной говна про Марика.
– Ну ладно, ладно, взрослая девочка, сама разберешься, знаю, – угомонился босс.
– Виктор Сергеич, вернемтесь в регионы. Что там за структура, кто в правлении, что за люди, сколько их там вообще?
– Рулит там Федор Скалич. У него связи хорошие, он из местных. По твоим делам есть пара-тройка людей, даже своя монтажная, кажется. Офис хороший, я фотки видел. Тебе кабинет обещали. У них на носу тендер на P&G, да и кое с кем из наших прошлых табачных клиентов удалось договориться. В общем, нужно ехать и показывать класс!
– Или fuck… – изрекла я в задумчивости.
– Марина! – пожурил Сергеич, не употребляющий никаких бранных слов даже в мыслях. Я часто думала, что же он выкрикивает, если, к примеру, споткнется или прищемит палец? «О?» Или «Больно-то как?» Или хотя бы «Черт!» Однажды мы с Сергеичем и двумя аккаунтами приперлись в полном параде на презентацию к клиенту, стоим, ждем приглашения, рассматриваем листы с макетами и понимаем, что альтернативно одаренная Надька прихреначила несколько листов на жвачку! Скорее всего, у этой дуры кончился клей, а мы жутко опаздывали, делая все, как всегда, в последний момент. Аккаунты не нашли слов, я тихо прошипела: «Пиздец! Надька – труп!», а Сергеич сказал: «Н-да-а…» Вообщем, ждать от нашего босса человеческих эмоций не приходилось, он для такого свинства был слишком воспитан.
– Виктор Сергеич, а брифаните про Скалича? Я же должна знать целевую аудиторию.
– Марин, не волнуйся, вы с ним точно сработаетесь, я ему по телефону многое про тебя рассказал, велел беречь всячески. Он нормальный мужик, в рекламе давно, рыбалкой увлекается, кстати, – заметил Сергеич.
Это боссовское «кстати» было совершенно некстати и, в основном, сдавало миру «маленькие слабости» самого Сергеича: когда наш директор объявлял на совещании о необходимости отъезда в командировку больше чем на два дня, мы все ухмылялись, потому что знали, что удочки уже у него в багажнике. Босс продолжал:
– У Федора там пиарщики, говорят, сильные, а еще есть даже какой-то специальный отдел по сувенирке. Я подробностей не знаю, на месте разберешься.
– Виктор Сергеевич, вы так говорите, как будто наверняка знаете, что я не откажусь, – решаю поддеть босса, чтоб не расслаблялся и скорбел отчетливее.
– Марин, что значит «откажусь»? То есть, ты что вообще решила? – глаза у Сергеича сделались круглыми, лобешник наморщился, а бровки стали похожи на две дуги. В таком вот смешном виде он продолжал:
– Мариш, я к тебе со всей душой, а ты?! Ну что у тебя за манера – все время насмехаться? Ты не можешь туда не ехать, разве не ясно? – Сергеич начинал сердиться.
– Да ясно мне все… Виктор Сергеич, а когда вообще вся эта хрень с кризисом закончится? – спросила я и тяжело вздохнула для пущей жалости.
– Да непонятно, Марин. Еще годик, как минимум, я думаю. Тут уж не до хорошего. Нам всем нужно просто это переждать, и никаких резких движений, ты поняла? В конце концов, Пермь – это не край света какой-то, это не смертельно, это, между прочим, Урал!
– Вот-вот, и Василий Иванович, наверное, так же думал, – заметила я.
– Кто-о-о? – удивился Сергеич.
– Чапаев, – говорю. – Греб себе одной рукой и думал, что Урал – это не смертельно.
– Тьфу, ну что ж ты за человек такой, – сказал босс, подавив смешок.
Дальнейшие посиделки с шефом я решила свести к пасторали – женщины, дети, щенки. Вытянуть Сергеича на сантименты было делом плевым. Он с громадным удовольствием рассказывал о супруге, оболтусах и дачном участке. Пока он журчал, я утвердилась в решении не нажираться при нем в жопито, но, на всякий пожарный, попросила себе отступные на завтра:
– О чем разговор, Мариш?! Конечно, приходи после обеда! Что ж я, тиран какой, что ли? – ответил мой наивный добряк Сергеич.
Войдя в квартиру, я, по обыкновению, сообщила Рюрику о своем явлении:
– Рюря, Маня дома.
– Рюр-р-ря, – был мне ответ.
За прошедшие десять лет мне не удалось выбить из этой пернатой конструкции больше ни одного слова. Я стала воспринимать это как сознательный отказ, поскольку почитала Рюрика как чрезвычайно умную и очень хитрую птицу. Наполнив хвостатому другу поилку, я села по-турецки на пол и уставилась в телефон. Голова работала над выбором рецепта выхода из мерзкого настроения. Вариантов было не много:
1. Набухаться в одинарии и тупо уснуть, а завтра все вспомнить и подумать на свежую голову.
2. Позвонить Ольге, зазвать ее к себе, поныть и набухаться с ней.
3. Надеть кроссовки и гулять по набережной до ночи.
4. Набрать в Googleслово «Пермь» и посмотреть, что будет.
5. Позвонить маме и все рассказать.
6. Набрать Марка и....
Из всего перечисленного 1-й и 2-й казались скучными, 3-й и 4-й – слишком здоровыми, 5-й я себе запрещала последние пятнадцать лет. А вот 6-й манил непредсказуемостью. Оставалось решить вопрос о том, выпить или нет еще немного, перед тем как набрать Марика, поскольку вопрос про «выпить после» в данном случае вообще не стоял, однозначно – в хлам! Я посмотрела на Рюрю, он едва заметно качнул клювом, на что я радостно констатировала:
– О’кей, Рюря, как скажешь! – и полезла за льдом для виски.
Усевшись на подоконник с телефоном, бокалом, бутылкой, сигаретами, мундштуком и зажигалкой, я ощутила себя до зубов вооруженной и готовой к бою. Потом просто набрала номер:
– Клава, что случилось? – послышалось на том конце после второго гудка. У Марка была манера давать мне самые разнообразные колхозные названия.
– Да как сказать… – туго начала я, мысленно расстреливая себя за отсутствие подготовленного эффектного вступления. – В общем, Марк, я, кажется, переезжаю в другой город, это по работе.
– Когда? – механически вопросил поникший Марик.
– Хороший вопрос! Знаешь, я как-то забыла об этом спросить у Сергеича, но полагаю, что очень скоро, потому что конец месяца и все бумажные вопросы решаются именно в это время.
– Мара?
– Что?
– А как же я?
Вот оно! Блин, сработало! Дальнейшее уже не представляло сценарной загадки, я лавировала в этих розовых соплях, как чемпион по слалому! Самое опасное место в развитии вечера заключалось в том, чтобы в определенный момент успеть повернуть все несколько иначе, чем в предшествующие триста пятьдесят раз!
Марк был воспитанным, образованным, уже лысым, но еще не старым, в меру циничным и неженатым. Мы познакомились три года назад на дне рождения одной довольно известной барышни, работающей в одном известном медиа. Праздник удался настолько, что, проснувшись утром, я сделала несколько потрясших меня открытий: во-первых, мой собственный чулок висел на люстре, во-вторых, ни малейших воспоминаний о том, кому я тут дарила ночь, полную огня, у меня не было! Минут десять было реально страшно. Потом началось возвращение сознания, и встроенный компьютер женской логики стал вырабатывать версии, одну за другой. Нужно было вспомнить всех самцов, находившихся в непосредственной близости от меня на момент перехода с вина на виски. Безуспешно! Больная голова не желала работать на полную мощь и требовала только Н2О и «не кантовать». Метод последовательного перебора присутствующих тоже ничего не дал – многих я видела впервые и просто не помнила в лицо. Нужно было встать, найти телефон и выбрать «помощь зала или звонок другу». Предварительно я решила еще немного поспать и закрыла глаза. Мой мозг взорвался в одно мгновение, как если бы меня привязали к JBLна концерте Оззи Озборна! Страшный, раздирающий голову звук заставил меня сесть в кровати, от внезапного рывка вперед я долбанулась башкой о свои же коленки и только потом заняла относительно вертикальное положение! Звук повторился, только тогда, потирая лоб, мне удалось идентифицировать его со звонком телефона, мирно лежащего на соседней подушке. Я приложила орущий прибор к уху и, зажмурившись, нажала вызов: