Но когда настала первая военная весна, расчет оказался неизбежен. Я помню разговор в кухоньке, в низкой мансарде у раскрытого окна в мае сорокового. Мама стояла у окна, папа — в проходе, а я — между ними у крошечного кухонного стола и рьяно раскрашивала исландский флаг, гордо парящий над крышами безлюдного хутора, словно ковер-самолет без пассажиров.
Мама: «В армию? Зачем? За кого… за что ты хочешь сражаться?»
Папа: «Я буду сражаться плечом к плечу с друзьями».
Мама: «Ханси, я тебя умоляю. Ну что исландцу делать на войне? Разве исландцы когда-нибудь ходили на войну?»
Папа: «Нет, до сих пор у них на это пороху не хватало».
Мама: «Ну и слава богу, что не хватало!»
Папа: «Маса, сегодня утром Исландию оккупировали».
Мама: «Да что ты говоришь!»
Папа: «Я слушал двенадцатичасовые новости по радио у Петера. Он может слушать английское радио „Би-би-си“».
Мама: «Это же, вроде, запрещено?»
Папа: «Да. Но он член партии, его никто ни в чем не заподозрит. Сегодня утром они захватили Исландию. Без единого выстрела».
Мама: «И слава богу».
Папа: «Слава богу? Это только доказывает, какие исландцы слабаки».
Мама: «Ханс Хенрик! Да что на тебя нашло? Ведь даже Дания не пыталась защищаться».
Папа: «Нет. Датчане, конечно, поняли, что лучшая защита — сдаться».
Мама: «В каком смысле?»
Папа: «Тогда они окажутся на правильной стороне, и им не придется бояться, что в их стране разразится война. Они смогут спать спокойно, когда через датское небо полетят снаряды. Датчане будут в безопасности, как пуночки во время бурана. Ведь целью будут не они, а Германия».
Мама: «Ты думаешь, англичане не попытаются освободить Данию?»
Папа: «А зачем им это делать? Да на эту Данию всем плевать! Подумаешь, пара свиноферм да два пивзавода…»
Мама: «Зачем ты так говоришь про… про свою родину? А ведь датчане так хорошо относились к твоему отцу…»
Папа: «Отец на этот счет не обольщается, хотя и женат на датчанке. Он прекрасно понимает, что страны не помогают друг другу, каждый сам за себя».
Мама: «Разве англичане не ввязались в эту войну из-за Польши?»
Папа: «Англичане думают только о своем Лондоне. Они только одного боятся: что Германия будет видна из Дувра».
Мама: «Ханси! Я не понимаю этого… всей этой… завоевательности… Вот почему немцам захотелось заполучить все эти страны? И что они будут делать с этими странами? Не станут же они жить в Польше или в Норвегии… Разве им не нравится просто жить у себя на родине? Ведь у них такая хорошая страна…»
Папа (шепотом): «Маса, попридержи язык!»
Мама: «Как будто наш язык тут кто-то понимает!»
Папа: «Вильфрид с нижнего этажа учится со мной на одной кафедре. Он по-исландски читает как воду пьет».
Мама (тихо): «Ханси, разве ты не видишь, какое это безумие? Сколько ему… этому человеку…»
Папа: «Маса, тсс!»
Мама (быстрым шепотом): «Сколько стран этому человеку нужно завоевать? Сейчас я скажу, как мама: он что, не может просто прокатиться по ним на поезде, если ему так уж захотелось посмотреть мир? Это как будто… вот как если бы нашему Эйстейну со Свепнэйар вдруг втемяшилось в голову завладеть всеми островами Брейдафьорда. Тогда бы он больше не смог вести хозяйство — у него все время бы уходило на то, чтоб удерживать эти земли. Кто имеет все, тому ни от чего нет проку, как говорит мама».
Папа: «Мама, мама… А вот если бы… если б у него отобрали острова Грасэй и Лингэй? Разве он не имел бы права потребовать их обратно? Прошлая война окончилась для Германии унижением. Мы имеем право…»
Мама: «Ханси, ради бога, не надо говорить мы!»
Папа: «А как же Судетский округ, Пруссия, Эльзас? Ведь это все — немецкие земли».
Мама: «Ага, а еще и Норвегия, Дания и Исландия в придачу! Ханси, ты понимаешь, что все это… просто-напросто мания величия?»
Папа: «Исландия?»
Мама: «Ты же сказал, что сегодня утром Исландию заняли?»
Папа: «Да, но не немцы».
Мама: «Ну? А кто же?»