Мадам Харрис радушно встретила нас в своем заведении и с самой очаровательной улыбочкой выслушала, кого именно мы хотим для своего развлечения. Я пытался себя убедить, что в ее взгляде не было огонька злорадства и удовлетворения.
А к черту! В конце концов, Грейнджер теперь обычная проститутка. Уверен, ей и не такие компании приходилось обслуживать. Ведь так?
Мы оказались в уже знакомой мне комнате: камин опять по-домашнему потрескивал, мягкий диван манил, а огромная кровать напоминала мою прошлую несдержанность и грубость. Из комнаты исчез стул, на котором Грейнджер устроила для меня незабываемый стриптиз, зато появился небольшой кофейный столик с алкогольными напитками на любой вкус.
Люциус снисходительно осмотрел апартаменты и направился к диванчику, на ходу сбрасывая мантию. Развалившись, он расстегнул пару пуговичек на светлой рубашке. Малфой выглядел расслабленным и спокойным. А вот я почему-то нервничал, хотя внешне оставался холодным и сдержанным. Я устроился с другой стороны дивана, опершись локтем о подлокотник.
Спустя несколько долгих минут дверь приоткрылась, и в комнату вошла она.
Я с жадностью смотрел на новый, вызывающий образ девчонки. Точнее сегодня это был образ страстной женщины. Каштановые локоны были выпрямлены и мягко падали на плечи, доходя до локтей — видно, не обошлось без магии. Яркий, броский макияж, алые губы казались еще больше и еще соблазнительнее. Мой взгляд скользнул дальше: я услышал, как Люциус удовлетворенно выдохнул рядом. Тоже оценил. На Грейнджер был алый корсет, затянутый до предела, приподнимающий соблазнительную грудь и делающий талию еще тоньше. Точно такого же цвета кружевные трусики, черные чулки и алые босоножки на невероятно высокой танкетке с аккуратным ремешком на тонкой лодыжке.
Из-под длинных ресниц девушка окинула нас взглядом: на секунду наши глаза встретились, и у меня по телу будто прошел разряд электричества. Не помню, чтобы она так действовала на меня в школе… А Гермиона уже скользила взглядом по Люциусу. Девушка медленно направилась к нам, замерла перед столиком и отвернулась от наших жадных взглядов, выставляя напоказ нежную спину и округлые, упругие ягодицы.
— Что будете пить, мистер Малфой? — ее голос был очень мягким и тихим.
— Виски, — небрежно откликнулся Люциус.
Я не удержался и скосил глаза на его брюки: внушительный бугорок прямо кричал о его возбуждении. Хотя я и сам был не лучше.
— А вы, мистер Снейп? — спокойно спросила девушка.
— Коньяк, — выдавил я из себя.
Девушка наполнила стаканы и, развернувшись, направилась к нам, протягивая выпивку. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Мне показалось, что ее рука слегка дрогнула, но, наверное, это разыгралось мое воображение.
А девушка уже начала свое представление: аккуратно провела ладонью по моей кисти, все еще крепко сжимающей нетронутый стакан, будто стремясь расслабить, приободрить, скользнула вверх по руке, мягко опалила щеку, пальчиком провела по губам… Я видел, с каким интересом Люциус наблюдает за ее манипуляциями. Вдруг стало так противно от наличия этого зрителя: ведь все ее жесты были нежными и невинными, но такими интимными. Стремясь закрыться от его созерцания, я поднес к губам стакан: Грейнджер пришлось убрать от моего лица свои пальчики, но она сразу же принялась за пуговички на сюртуке.
— Северус, ты не возражаешь, если наша мисс опробует свои ласки вначале на мне? — прервал эту идиллию Малфой. Хотелось кинуть в него Авадой, ей-богу.
— Не возражаю, — вместо этого холодно выдавил я из себя.
А что еще делать? Сам позвал его на эту импровизированную вечеринку, мать твою.
Грейнджер еще раз провела рукой по моей груди, животу и отошла. И почему я вдруг ощутил себя отвергнутым? Ведь разрешил…
Она зашла за спинку дивана и медленно приблизилась к Малфою. Аккуратно опустила ему ладошки на обтянутые тонким батистом плечи и начала нежно массировать мышцы. Люциус запрокинул голову, прижимаясь затылком к ее низко склоненной груди. Мужчина прикрыл глаза и отдался ласкам. Сейчас он выглядел таким довольным, словно мартовский кот.
Я неотрывно наблюдал за открывающейся мне картиной, потягивая крепкий напиток. Надраться, что ли, до беспамятства, чтобы не было так неприятно смотреть на этих двоих?
А Грейнджер еще больше подлила масла в огонь.
Девушка, по-прежнему прижимаясь к мужчине сзади, начала тонкими пальчиками расстегивать пуговицы на рубашке, проводя ладонью по обнаженным животу, груди. Я опять обратил внимание на ее расслабленное личико с прикрытыми глазами. Гермиона склонилась над мужчиной, и продолжая массировать покатые плечи, приникла губами к шее Люциуса. Я видел, прекрасно видел, как ее острый язычок ласково прошелся по набухшей вене на шее аристократа. Малфой протяжно выдохнул. Хорошо ему, гаду. Тот опять пригубил свой виски.
— Иди ко мне, Грейнджер, — похотливо распорядился он.
Девушка незамедлительно послушалась. Обошла диван, направляясь к своему клиенту, не забыв ласково пройтись ладошкой по моей груди. Грейнджер уселась на Люциуса так же, как и на меня в тот вечер. Он сразу же схватил ее за тонюсенькую талию, притягивая, впечатывая в свой широкоплечий торс, а она начала осыпать поцелуями его шею. Но Люциус ухватил девушку за подбородок и тут же впился своими тонкими губами в ее пухлые губки. Я видел, как он сминает, просто всасывается в ее ротик. Видно, у него не существовало запретов на подобные ласки. Я испытал такую зависть, что чуть не взвыл. Я-то себе не позволил этого в прошлый раз. Гермиона продолжала гладить мужчину по плечам, бокам, ее пальчики скользнули между их телами…
Я был зол. Ужасно зол.
Но если бы меня спросили, на кого конкретно я злюсь в этот раз, я бы опять не смог точно определиться.
Я злился на Грейнджер, которая так усердно раздвигала ноги перед Люциусом, которая выгибалась навстречу всем его движениям, которая дарила ему всю себя, осыпая такими ласками. В мозгу ехидно и болезненно звучал голосок, который жужжал, что девчонка—то, не просто сломленная неизбежностью грязнокровка со школьной влюбленностью в профессора, которого можно было и выделить среди всех своих клиентов, а самая настоящая, искусная шлюха, для которой все клиенты без разбора хороши и желанны. Неужели такой прекрасный, живой ум был променян на плотские утехи? Грейнджер — нимфоманка. Это просто не укладывалось в моем мозгу.
Я злился на Малфоя, который упоенно отдавался ласкам этой молодой, юной женщины, так бесстыдно гладил ее, целовал и стонал от восхищения.
Я злился на себя за то, что вся эта ситуация отчего-то так меня задела.
Сбоку послышались мужские стоны. Скосив глаза, я увидел, что Грейнджер уже стояла на коленях перед мужчиной и вовсю отсасывала, выбивая из его рта звуки наслаждения. Я видел, как ритмично она задавала темп, как мягкие губки обхватывали его плоть, то втягивая, то выпуская внушительный орган из плена жаркого рта.
Эта картина должна была меня добить… так вроде и было, но все равно столь откровенные, интимные действия зародили во мне отголосок болезненного желания ощутить то же самое. Я хотел ее. Безумно желал ее ласк, ее тела…
Люциус, по-прежнему удовлетворенно покряхтывая, вдруг сжал девушку за волосы на затылке и заставил оторваться от увлекательного занятия.
— А ты неплохо работаешь языком, грязнокровка, — бархатным тембром заметил блондин. — Уверен, даже лучше, чем на теоретических занятиях по Зельеварению. А, Северус, что скажешь, где ее язык лучше справляется: в классе, рассказывая нудное эссе, или же в спальне, так тщательно и игриво отсасывая?
Ну конечно, Люциус не мог не поиздеваться над бывшей заучкой.
Вот только его слова не вызвали у нее никакой реакции. Девушка нежно улыбалась, призывно смотря мужчине в глаза, гладя ладонями его бедра. Казалось, даже не услышала шпильки в свой адрес.