– Вы… простите меня, – пролепетала Ева. – Я не хотела, я не думала…
Летчик снова смотрел на нее – лицо его скрывал сигаретный дым.
– Это совершенно секретная информация, так что не вздумайте никому ее раскрывать. – Гарри наклонился вперед, дым рассеялся, в глазах у него заплясали чертики. – В противном случае мне придется вас расстрелять.
– Не беспокойтесь, – заверила Ева, – мне вы можете доверять.
И улыбнулась ему еще – той улыбкой, что, смела она надеяться, способна многое исправить.
Эдвард
Эдварду было страшно. Он стоял на перроне железнодорожной станции провинциального городка – все незнакомое, рядом – никого из тех, кого бы он знал.
В душе нарастала паника. Вокруг – сплошные взрослые, спешат, толкаются, задевают его шерстяными пальто, пихают чемоданами. Его бросало туда и сюда – точь-в-точь осенний листок на ветру.
Он потерялся. Он – один.
Эдвард закрыл глаза в попытке заставить окружающий мир исчезнуть, надеясь хоть на сей раз не увидеть то, что виделось ему всегда, стоило только сомкнуть веки.
Улыбку матери. Ее лицо. Голос, зовущий его.
А потом – воротник маминого черного пальто, торчащий из щели в груде развалин.
Он открыл глаза, обиженно, изумленно, – мир никуда не делся, а сам он так и стоял на месте. Все так же суетились вокруг люди, не замечавшие его, не обращавшие на него внимания.
А потом он увидел руку. Женскую.
Мягкую, дружелюбную, готовую прийти на помощь. Сердце забилось быстрее, в ушах зашумела кровь. Мама! Она нашла его, она, оказывается, вовсе и не умерла! Он ведь только пальто ее тогда увидел, ничего больше. А мама сняла пальто, мама выжила, и теперь она здесь. Пришла за ним.
Эдвард моргнул, и его накрыло волной отчаяния – нет, это вовсе не его мама. Нельзя плакать, приказал он себе, нельзя, парни не плачут. Парни должны быть сильными.
Парни должны защищать своих матерей.
Мама!
Нет, нет – не мама. Перед ним стояла улыбающаяся мисс Паркинс. Мисс Паркинс ему нравилась. С ней он чувствовал себя в безопасности. Она его не бросила, не покинула. Она пришла и нашла его.
Он подбежал, вцепился в протянутую руку, прижался. От мисс Паркинс пахло цветами. От нее замечательно пахло – ароматом безопасности.
– Ох, Эдвард, – сказала она, – наконец-то я тебя нашла. Ты отошел в сторону и пропал…
Наклонившись, она погладила его по голове. Он подумал – не закрыть ли глаза? – но решил, что не стоит.
Мисс Паркинс повела его к остальным ребятам, ожидавшим на перроне. Капитан-летчик объяснил: поезд, на который им надо пересесть, задерживается примерно на пару часов, и директриса взглянула на него так, будто это – его собственная вина.
Дети вокруг шумели и спорили. Флора чего-то требовала, мисс Паркинс, убедившись, что с Эдвардом все в порядке, выпустила его руку и заторопилась к ней, узнать, в чем дело.
Эдвард смотрел на землю. Там была замерзшая лужа с большой трещиной посередине. В луже отражалось темнеющее небо и плывущие по небу тучи.
Он подумал о матери и снова ощутил свое одиночество.
В пути
Дети устали. Их прежняя бурная энергия сошла на нет, и когда в перерывах между приступами зевоты они выглядывали в окна поезда, то видели лишь ночь, куда более темную, чем привычная городская. Можно было без труда прочитать их мысли по лицам – Ева понимала: они уже скучают по своим родным, по дому. Путешествие их пугало, нарастало беспокойство насчет того, где они окажутся в конце пути. Происходящее все меньше напоминало приключение.
Ева не удивлялась. Поезд, на который им все же удалось попасть, оказался куда более старым и безобразным, чем тот, на котором они ехали от Кингс-Кросс. Вместо мягких откидных сидений – деревянные скамейки, окошки потемнели от масла и копоти, вагон скрипел и дребезжал, да и сквозило там изрядно. Что еще хуже, в соответствии с правилами светомаскировки путешествовать приходилось сквозь кромешный мрак.
Ева окинула взглядом вагон. Лунный свет придавал человеческим лицам призрачную бледность. Рядом с ней, тесно прижавшись всем телом, сидел Эдвард. С тех пор как мальчик потерялся на платформе, он и на шаг от нее не отходил. Напротив них расположился капитан ВВС Гарри Берстоу. В другом конце вагона Еве удалось рассмотреть еще одну пассажирку.
Медсестру.
Медсестра медленно повернула голову, взглянула – и Ева тихо вскрикнула. Глаза и щеки женщины казались темными провалами, кожа – настолько бесцветная, что больше походила на череп. Ева ощутила: изнутри поднимается страх, внезапный и острый, рука ее непроизвольно метнулась к горлу, сжала медальон с изображением херувима, висевший на цепочке.