— Я готовь это признать, — отвечал Хельмер, проводя рукою по воспаленным глазам, и, улыбнувшись, двинулся к выходу.
Но громко выраженный протеста, помешал его отступлению. Его заставили сесть в кресло среди пальм и папоротников и говорить.
— Здесь просто выражена одна мысль, — объяснил он добродушно, — которая так настойчиво меня преследовала, что я, чтобы от неё отвязаться, решил заключить ее в мрамор.
— В этом видно влияние чего-то таинственного! — заметил какой-то очень молодой человек, любитель декадентской литературы.
— Нисколько! — возразил Хельмер, улыбаясь. — Идея преследовала меня до тех пор, пока я не придал ей ясного выражения. Теперь она больше меня не тревожить.
— Расскажите нам о ней, — проговорила хорошенькая девушка.
К маленькому кружку слушателей присоединилось еще несколько человек, заинтересованных разговором.
— Моя идея неясна, — с трудом проговорил Хельмер. — В ней нет ничего достойного привлечь ваше внимание. Я только…
Он остановился. Невдалеке сидела женщина в черном и внимательно за ним следила. Встретив его взгляд, она ласково кивнула ему головой, встала, отошла назад и жестом попросила продолжать рассказ. В продолжение минуты они пристально глядели друг на друга.
— Идея, постоянно меня привлекавшая, неясна и, по-видимому, противоречит действительности. Вот она: я всегда думал, что, когда человек умирает, он не остается в одиночестве. Мы умираем или, по крайней мере, предполагаем умереть окруженные живыми. Так умирают солдаты на поле сражения, так умирает огромное большинство людей. Но как же умирают люди, искавшие уединения, оторванные от обычной жизни? Одинокий пастух, которого нашли бездыханным среди огромной степи, пионер, на чьи кости случайно натыкаются запоздалые насадители цивилизации? Как умирают люди близко от нас, здесь в городе, люди, которых находят на заброшенных улицах, в пригородных пустырях?..
Женщина в черном стояла неподвижно, с напряжением следя за Хельмером.
— И хочется верить, — продолжал он, — что ни одно живое существо не умирает, оставаясь в полном одиночестве. Мне думается, что, когда человек погибает, например, в пустыне, и на его спасение нет надежды, какой-нибудь крылатый его хранитель слетает из страны загадочной Вечности и садится подле этого человека, чтобы он не умер в одиночестве…
Все вокруг молчали. По прежнему глядя на женщину в черном, он продолжал:
— Быть может, для погибающих среди мрачных скал, в пустыне, в морских волнах смерть, под охраной существ, невидимых для всего мира, кроме самих обреченных, не страшна… Вот какую мысль выразил я в мраморе. Не правда ли, она кажется вам дикой?
В тишине кто-то тяжело вздохнул; затем, как будто очнувшись, все задвигались, заговорили, раздался смех…
Но Хельмер уже скрылся; он пробирался в полутьме по направлению к женщине, которая медленно двигалась там, где густо ложились тени от листвы. Раз она оглянулась, и он пошел за ней, раздвигая тяжелые ветви папоротников, пальм и кусты влажных цветов. Вдруг он очутился возле неё… Она как будто ждала его.
— В этом доме нет никого, кто сделал бы мне милость представить меня вам, — начал он.
— Я вас ждала.
— Вы, значить, хотели познакомиться со мной?
— Зачем же я здесь наедине с вами? — спросила она, склоняясь над пахучей массой цветов.
В голубоватом сумраке белели плечи незнакомки. Прозрачная тень покрывала очертания её лица и шеи.
— За обедом, — проговорил он, — я старался не глядеть на вас пристально, но просто не мог отвести своих глаз от ваших.
— Это намек на то, что мой взгляд был направлен на вас?
Она тиха рассмеялась, и смех её прозвучал так сладостно, точно он был рожден таинственным сумраком и благоухающей тишиной.
— Будем друзьями, — сказала она и долгим пожатием задержала его руку в своей. Затем её рука ласково опустилась на массу цветов, в которой её пальцы, белые, как сами цветы, на половину затонули.
— Вы уверены, что меня не знаете?
— Я? Как мог я вас знать? — произнес он, запинаясь. — Если бы я знал вас, то неужели думаете вы, что я мог вас позабыть?
— Вы меня не забыли, — сказала она, глядя на него смеющимися глазами — не забыли. Воспоминание обо мне есть и в крылатой фигуре, которую вы высекли из мрамора. Сходство не в чертах лица, не в формах тела, но в глазах. Кто кроме таких, как вы, может прочесть, что говорится в этих глазах?
— Вы смеетесь надо мною?
— Отвечайте, кто один на свете может разгадать и объяснить выражение этих глаз?
— Вы можете? — спросил он, странно встревоженный.