Бои шли три дня. На третий день партизаны были разбиты. Партизанская кавалерия камышанцев была в разъезде. В этот момент нас и разбили. Партизанская пехота была в окопах. Из окопов хотел выглянуть командир — посмотреть, с какой стороны рвутся снаряды. Его ударило снарядом прямо в грудь. Начался рукопашный бой. Падали люди убитыми и ранеными прямо в озеро, в воду. Была зима, трупы убитых падали и шли под лед. Матери с детьми и раненые, какие могли двигаться, пошли по льду, но лед не выдержал, провалился — люди лезли вброд по воде, женщины несли на себе малюток-детей. Партизанский разбитый отряд разделился на несколько групп, и отступали в разные стороны: кто на Величаевку, а кто на Урожайное. На этом же острове во время боя в камышах осталась младшая сестра с детьми комиссара Мосиенко. А один ребенок — мальчик десяти лет — пошел со иной. Она оставила детей в камышах и пришла в партизанский штаб за хлебом, а дети во время боя голодали. Когда она пришла в штаб, то там уже были белые и ее забрали в плен, а две девочки — восьми и шести лет — остались на острове на произвол судьбы.
За детьми наблюдал раненый партизан. Он один видел мучительную гибель умирающих детей от холода и голода.
Дети звали на помощь. Старшая девочка рвала пикульки молодого камыша, сама ела и давала младшей сестренке. Эти дети так и погибли в этих камышах, на острове, от голодной и холодной смерти. А раненый, по прозвищу Бурука, скрылся вброд по воде. А мы с детьми тоже пробирались вброд, по горло в воде. По нас строчил пулемет, пели и визжали пули, дул ветер с гололедкой нам навстречу.
Мм с детьми подходили к белогвардейской цепи. Кое-кого задержали, но я с детьми другой стороной по тропинке прошла незамеченной. В Урожайном встретила меня мать и забрала моего ребенка. А я пошла через зады, через плетни и через заборы, прячась по сараям и конюшням, дошла до сестры и там скрывалась две ночи.
Отца дома не было, он с подводой был мобилизован в Левокумку и в эту же ночь приехал домой. Быкам не дали и отдохнуть, насыпали зерна и мякины в мешки, пропуск на мельницу был уже мамой приготовлен. Меня положили на дно фургона, а сверху обложили мешками и отправились якобы на мельницу. Меня отвезли к родным в село Правокумск (Солонцы). А дети мои остались у родителей. В Правокумске я скрывалась с неделю, а потом попалась в руки урядника этого села. Уряднику было донесено, и меня пришли и забрали со словами: «Ага, это самая камышанка!» У урядника я попросилась на двор, он дал конвоира, и я пошла. Я попросила конвоира остановиться и подождать, уверив его в том, что я сейчас вернусь. Сияв с себя пальто, я отдала его конвоиру подержать. Но я не в уборную шла, а перелезла через плетень и уползла ползком по канаве, по бурьяну, и выползла на могилки. На могилках была для мертвеца выкопана яма. В эту яму я влезла и сидела до ночи. Когда стемнело, я вылезла и, разыскав других знакомых, у них скрывалась. Скрывалась до последних дней. В это время вся генеральская белогвардейская свора наступала на Урожайное. Из Астрахани стали наступать красные. От натиска Красной армия белые отступали, бросаясь в бегство. Красные заняли Правокумское, мои родные приехали и забрали меня домой. За эти скитания очень много пришлось перенести всяких невзгод. Когда первый раз арестовали меня, но еще не секли, несколько раз ставили к стенке расстреливать, выводили к виселице, все допрашивали, где мой муж. А секли нас плетьми — кожей с проволокой. Сестра, которая была с детьми комиссара и которая попала в плен к белым на острове, умерла ужасной смертью. Ее привели под конвоем в Урожайное, вывели на большую площадь, поставили и стреляли, брали на испуг, а потом завели в школу и стали казнить. Отрезали ей обе груди, отрезали пальцы, нос отрезали, уши, выкололи глаза, а после уже срубили голову.
Во время мытарства дети мои были спасены. Это стоило больших трудностей. В то время как меня с мешками отправили на мельницу к родным, налетели белые. Дети мои оставались у родных. Белые искали меня, «комиссарову жену», а бабушка, т. е. мамаша моя, выхватила моего сына из люльки и, сидя на кровати, спрятала в холщовую длинную сорочку, закутав его и спрятав между ног. А больших позакидали подушками. Прятали и под кадушки, и в кадушки, и в подвал, а белым отвечали — не знаем, где жена и комиссар, мы за ними не ходили. Облавы производились днем и ночью. Все охотились поймать и истребить нас, но им не удалось.
После всего этого один сынишка умер. А сын Иван в настоящее время комсомолец, дочь вышла замуж за летчика, а муж мой — заместитель председателя исполкома города Буденновска.