Так вот, воспитывала меня улица, до переезда к бабушке, конечно. Но вы не удивляйтесь, раньше так все росли. И если сейчас детки всё узнают из Интернета, то нам запретную информацию радостно сообщали старшие сверстники, так как родители не рассказывали ничего, да и вообще — общение с детьми на равных было не принято. А моя ситуация осложнялась лишь тем, что мама — и так человек закрытый и холодный, как, впрочем, и многие, кто вырос во время Великой Отечественной, а уж когда она занята пьяным отцом, то ей и вовсе ни до кого дела нет. Поэтому ни сказок, ни песенок, ни укрывания одеяльцем с поцелуем на ночь у меня не было. А это, между прочим, я вам как дипломированный психолог скажу, формирует в ребёнке чувство защищенности и самодостаточности, и любви к себе и к людям, наконец. Да и вопросов я матери никогда особо не задавала, а перестала их вовсе задавать после одной истории.
Как я уже упомянула, всю информацию мы получали от старших друзей, с которыми играли на улице, и естественно, что рано или поздно встал вопрос о физиологии и отношении между полами. И одна девочка, которая ходила в садик (а у нас тогда почти все росли «на улице, а не в саду»), рассказала, как мальчики, подражая тому, как делают их папы с мамами, трогают их «там» — и девочкам становится очень-очень приятно. Я помню, как рассмеялась и спросила: «А зачем для этого мальчик, если можно самой помассировать свою «шишечку», чтобы стало очень здорово и спокойно? Я всегда так делаю, сколько себя помню, перед сном — и потом быстренько засыпаю». Но девочки стали со мной спорить и говорить, что лучше, когда подобное делает мальчик, иначе, зачем взрослые женятся? Короче, я ничего не поняла и пошла с этим вопросом — как лучше? — к маме. Лучше бы я этого не делала.
Сказать, что она была в шоке — это ничего не сказать. Она и понятия не имела, что ребёнок в восемь лет так информирован улицей обо всём, что происходит между мужчиной и женщиной, но больше всего она была возмущена тем, что «я играю сама собой»… Даже сейчас у меня нет объяснений, почему мою мать это так взбесило. И моя ссылка на то, что «все девочки так делают», её тоже не успокоила. Она орала, что не хочет вырастить меня «подзаборной шлюхой, которая принесёт в подоле», и что будет связывать мне на ночь руки, если я не пообещаю ей больше «такого» никогда не делать. Что я могла ей сказать? Что для меня получать оргазм (хотя я не знала тогда, как это называется) так же естественно, как есть, пить и ходить? И что я не вижу в этом ничего постыдного?
Но… что бы я не сказала, это не принесло бы результата, ибо я понимала — наши силы неравны, и я всего лишь ребёнок, от неё зависящий. Мне оставалось только «рыдать в три ручья»! И ощущать себя грязной, непослушной и плохой… Я пообещала матери подумать над её словами — а она, как и «грозилась», связала мне перед сном руки. Надо честно вам признаться, что данная экзекуция никак не могла помешать получению удовольствия от оргазма, но мать так меня запугала и унизила, что я даже и не помышляла об этом. Было до слёз обидно, особенно если учитывать, что мне никто так и не объяснил, а почему, собственно, «этого» нельзя делать, а только обзывали «грязными» словами. В итоге — переночевав парочку раз с поясом от своего халатика на связанных руках, я поняла, что это крайне неудобно, и дала матери обещание. Но… Та женщина или девочка, которая знает, что такое ОРГАЗМ — никогда от него не откажется насовсем. Это не просто какое-то удовольствие, это скорее состояние невесомости, блаженства и небытия, вернее — бытия вне проблем и слёз. И сколько раз именно эти ощущения спасали меня от совершения разных глупых поступков в жизни. Поэтому, естественно, когда мне было очень плохо, одиноко или страшно — я всё же нарушала данное матери обещание. И вы даже не представляете, какие угрызения совести и душевные муки я испытывала из-за этого. Лучше вам этого не знать. Короче, дошло до того, что я стала считать себя хуже других. «Спасибо», мамочка! И когда родилась моя сестра, я её очень полюбила, но вовсе перестала любить себя. И не только по вышерассказаной причине, но и потому, что, вопреки моим опасениям и ожиданиям, сестру баловали, баюкали, купали, укладывали спать и читали ей сказки на ночь. Более того, она спала в комнате с родителями, а я — отдельно. Что мне было думать, если со мной никогда подобного не было? Только то, что я — плохая. Я же тогда не понимала, а мне никто «не доложился», что мой отец в первый, но далеко не в последний раз в своей жизни, закодировался (или «подшился») от алкоголизма — иначе мать сделала бы аборт, а отец хотел наследника. Вот видите, опять все жертвы ради мальчика! А мне-то показалось, что сестру, в отличие от меня, искренне любят, и ради неё отец даже не пьет. Это в моих глазах было нечто невероятное, какой-то поступок, сродни подвигу Геракла. Но надо признать сейчас, что то, что я стала не любить себя, было для меня предпочтительнее, чем не любить сестру. Тем более, что я смотрела в зеркало и видела там толстенькую девочку, мычащую, как корова…
И единственным человеком, который, как я надеялась, хоть чуточку меня любит, была моя бабушка Евдоксия. Она уже на пенсии стала знахаркой, хотя всю жизнь лечила людей травами и отварами, поэтому на её половине дома в будние дни после обеда всегда было много людей, и мне нравилось там бывать. Мы с бабушкой почти каждое утро в тёплое время года ездили в лес за ягодами, грибами и разными травами, которые потом сушили и раскладывали по полотняным мешочкам, или пропалывали грядки со всякой, в том числе и лечебной, порослью у нас на участке. Именно у бабушки я научилась терпению к людям, которое так необходимо в моей профессии, да и всем рецептам, благодаря которым сейчас здоровы все в моей семье и все наши друзья и знакомые. Причём, лечила моя бабушка безплатно и говорила, что это Господь дал ей силы и знания, и поэтомунегоже брать за спасение людей деньги. Сегодня и я никогда не возьму денег за успешное лечение по её рецептам, да и по добавленным своим. Это уже в крови. А она, поверьте мне, спасала и таких раковых больных, от которых уже отказалась официальная медицина. И сейчас мне бы очень хотелось, чтобы тех, кто наживается на бедах и болезнях людей, становилось с каждым днем всё меньше и меньше, и люди вспомнили, что мы все — Едины. А я, например, точно знаю, что для меня неоценимой школой жизни и толчком к тому, чтобы я стала психологом и диетологом было разрешение бабушки присутствовать на её половине дома в то время, когда к ней за помощью приходили люди. Про это можно отдельную книгу писать, но бабушка мне на то позволения не давала и, вообще, считала, что помогать людям обязаны все. Мол, и нечего об этом писанину разводить, ибо это — есть норма жизни, и всё тут.
Но парочка примеров всё же поможет вам осознать, что самые простые люди, пережившие Великую Отечественную, и создавали из руин ту страну, которой мы когда-то гордились. Люди, потерявшие близких и детей, со шрамами на сердце и в Душе, но не потерявшие Совесть. А ведь потери тогда у всех были — не в пример теперешним.
Я, например, знаю, что на глазах моей бабушки расстреляли её единственного сына, родившегося через три месяца после начала войны. После трёх дочерей это был долгожданный ребёнок — и это, наверняка, знал немецкий офицер, который, взяв ребёнка на руки, стал её спрашивать, кто в деревне связан с партизанами. (А тогда мои предки жили ещё в Белоруссии). Естественно, ему никто не ответил. И тогда…