София остановилась перед входом в просторный дом из кедра и камня и дважды нажала на гудок. Тай не заставил себя ждать, и это ее порадовало. Он тоже переоделся; это дорогого стоило. Хотя полотняная куртка и удобные выцветшие джинсы сильно отличались от представлений Софии о непринужденном деловом стиле, она решила, что позаботится о его гардеробе позже.
Тай открыл дверь ее «БМВ» и хмуро посмотрел на Софию.
— Ты подумала, как я помещусь в этой игрушке?
— Она просторнее, чем кажется. Не капризничай. Теперь мое время.
— Неужели ты не могла взять из гаража нормальную машину? — проворчал он, опускаясь на пассажирское сиденье.
Он был похож на большого, неуклюжего черта, засунутого в табакерку.
— Могла, но не захотела. Мне нравится водить собственную машину. — Она доказала это, сорвавшись с места, едва Тай успел застегнуть ремень безопасности.
София с удовольствием смотрела на холмы сквозь дождевые струи. Они напоминали тени за серебристым занавесом. Тени с рядами оголенных лоз, отчаянно ждавших солнца и тепла, которые снова вернут их к жизни.
Она проехала мимо винодельни Макмилланов. Выцветшее кирпичное здание, увитое виноградом, гордо и сурово вздымало свою остроконечную крышу. Оно всегда казалось Софии волшебным входом в сказочные пещеры, хранящие в своих глубинах множество тайн. В его погребах — так же как и в погребах Джамбелли — сновали рабочие, перекладывали бутылки с созревающим шампанским или готовили дегустационный зал, если на этот день была назначена экскурсия или собрание членов клуба любителей вина. Остальные переливали вино из чана в чан для очистки и осветления.
Она знала, что эта работа не прекращается даже тогда, когда виноградники спят.
Так же как работа, которая ждала ее в Сан-Франциско.
София вылетела из долины на такой скорости, что можно было подумать, будто она убегает из тюрьмы. Тай заподозрил, что так оно и было на самом деле.
— Почему сиденье теплое?
— Что? — Она подняла глаза и рассмеялась: — Дорогой, это мой способ слегка побаловать твою задницу. Что, не нравится? Она нажала на кнопку и выключила печку. — Наша главная цель, — сказала София, начиная урок, — заключается в проведении кампании по подготовке столетнего юбилея. В ней есть несколько этапов. Некоторые из них — вроде аукциона, состоявшегося на прошлой неделе, — уже пройдены. Другие пока существуют только в проекте. Нам нужно что-то новенькое и в то же время традиционное. Что-нибудь классическое и одновременно особенное, которое позволит нам получить заказы как богатой публики старшего возраста, так и не слишком обеспеченной молодежи.
— Ага, понятно.
— Тай, здесь тоже важно правильно рассчитать каждый шаг и представлять его последствия. Торговля вином так же важна, как и то, что делаешь ты. Иначе ты делал бы вино только для себя, верно?
Он пошевелился, пытаясь найти место для ног.
— Конечно, так было бы намного проще.
— Послушай, ты делаешь разные сорта вина. Дорогое вино высшего класса, которое труднее производить, труднее разливать, труднее хранить и так далее. За ним идет вино среднего класса и тому подобное вплоть до обычного ординара. Но произвести вино — это еще далеко не все.
— Без вина все остальное теряет смысл.
— Возможно, — проявив героическое терпение, согласилась София. — Часть моей работы, а теперь и твоей заключается в том, чтобы помочь довести эти разные сорта вина до своего потребителя. Как до индивидуального, так и до крупных оптовиков. Гостиницы, рестораны. Нужно зацепить виноторговцев, брокеров и прочую публику и убедить их включить в список поставщиков компанию «Джамбелли», ныне «Джамбелли — Макмиллан». Чтобы сделать это, нужно заботиться о таре не меньше, чем о ее содержимом.
— Тара — это ерунда, — сказал Тай, пристально рассматривая ее. — Ценится только то, что внутри бутылки.
— В принципе ты прав. Но тара и упаковка, маркетинг и реклама выводят продукт на тот уровень, с которого можно начать Это относится как к вину, так и к людям. Давай на время забудем о вине, хорошо?
У Тая приподнялся уголок рта. Ее тон перестал быть холодным и насмешливым. Это означало, что он добился своего.
— Хорошо.
Она слегка снизила скорость.
— Ты не знаешь, чья это машина?
Тайлер посмотрел в лобовое стекло и нахмурился, увидев темный микроавтобус последней модели, подъезжавший к воротам виллы Джамбелли.
—Нет.
— Каттер, — пробормотала София. — Держу пари, что это Каттер.
— Можно плюнуть на Сан-Франциско и проверить.
Мысль была заманчивая. Надежда, звучавшая в голосе Тайлера, позабавила ее. Однако София покачала головой и продолжила путь.
— Не стоит. Этот тип еще возомнит о себе невесть что. Будет лучше, если по возвращении я как следует расспрошу мать.
— Я хотел бы при этом присутствовать.
— Тай, к добру или к худу, но тут наши интересы совпадают. Теперь мы связаны с тобой одной веревочкой.
Путь с Восточного на Западное побережье был долгим. В каком-то смысле здесь был другой мир, где каждый казался незнакомцем. Он выкорчевал свои корни из нью-йоркского бетона, надеясь вновь пустить их здесь, в холмах и долинах северной Калифорнии.
Если бы дело заключалось только в этом, Дэвид не беспокоился бы. Он счел бы это приключением, азартной игрой вроде рулетки, которой увлекался в юности. Но когда человеку сорок три года и у него двое детей-подростков, ставка становится слишком высокой.
Если бы он считал, что работа в нью-йоркском офисе «Ла Кер» на пользу его детям, то остался бы там, хотя задыхался в этом царстве стекла и железобетона. Однако Дэвид стал сомневаться в этом, когда его шестнадцатилетний сын попался на краже в супермаркете, а четырнадцатилетняя дочь начала красить ногти в черный цвет.
Он потерял контакт со своими детьми и начинал терять власть над ними. Когда на Дэвида свалилось предложение компании «Джамбелли — Макмиллан», оно показалось ему перстом судьбы.
Использовать свой шанс. Начать жизнь заново.
Бог свидетель, он не в первый раз делал и то и другое. Но теперь на кону стояло счастье его детей.
— Это место находится посередине нигде.
Дэвид посмотрел на отражение сына в зеркале заднего вида. Для Мадди, сидевшей на переднем сиденье, переезд в Сан-Франциско был как выигрыш в лотерею, но девочка отчаянно притворялась, что ей скучно.
— Как, — спросил Дэвид, — у нигде может быть середина? Я никогда не мог этого понять.
Тео фыркнул, и он обрадовался. За последние дни это был первый намек на веселую улыбку.
Как он похож на мать, подумал Дэвид. Мужской вариант Сильвии. Впрочем, ни Тео, ни Сильвия этого не оценили бы. У них было много общего. Оба ценили независимость, оба хотели, чтобы в них видели личность.
Для Сильвии это означало отказ от брака и уз материнства. Для Тео… Что ж, время покажет.
— Почему тут все время идет дождь? — Мадди ссутулилась на сиденье, пряча глаза, загоревшиеся от возбуждения при виде возникшего впереди огромного каменного особняка.
— Ну, это связано с влажностью, скопившейся в атмосфере, и…
— Папа… — Она хихикнула, и этот звук показался Дэвиду музыкой.
Он снова найдет с детьми общий язык, чего бы это ни стоило.
— Ну что ж, пойдем знакомиться с La Signora.
— Нам придется так ее называть? — Мадди закатила глаза. — Как в средние века.
— Для начала называйте ее госпожа Джамбелли, а там будет видно. И постарайтесь выглядеть прилично.
— Мад не сумеет. Гики не могут выглядеть прилично.
— И жулики тоже. — Мадди, обутая в уродливые черные ботинки на пятисантиметровой платформе, неловко вылезла из машины и остановилась под дождем. Капризная принцесса, подумал отец. Длинные светлые волосы, пухлые губки и голубые глаза с миндалевидным разрезом. По-детски тоненькая и неуклюжая, она была закутана в несколько слоев черной ткани. С правого уха свисали три серебряные цепочки. На этот компромисс пошел испуганный Дэвид, когда Мадди захотела проколоть себе нос или какое-нибудь еще более неподходящее место.