Даша слушала и понимала, как была неправа в суждениях о Владлене Петровиче. Как по-хамски себя с ним вела в последний визит – и желала продолжать терапию хотя бы в формате «выговориться». Оля, чуть помолчав, спросила:
– Дашуня, а как ты? Как у тебя дела?
– У меня все хорошо. Лучше, чем у тебя, прости.
Оля нахмурила брови, сложила губы трубочкой и сказала:
– Главное, чтобы ты не стала «лапусей».
– А-а, вот, я теперь поняла, почему у тебя такая реакция была на мои отношения с Павлом: он же был женат.
– Да, именно. Ты себе даже не представляешь, как больно понимать, что ты весь день вертишься, крутишься, делаешь все для семьи, а тебя скупо вечером поцелуют в щечку и, может быть, займутся с тобой любовью раз в месяц. А ее – лапусечку – будут целовать, облизывать, говорить комплименты и просто любить. Я до сих пор не могу простить и понять, как мужчина может так легко перекинуться на шею другой женщины и забыть все, что было между нами.
– Да, Оля, я тебя понимаю. Но я тебя понимаю лишь на мгновение, а больше всего я боюсь после твоего рассказа заводить семью и детей.
– Заводить можно собачку, – строго сказала Оля. – И потом можно сдать ее в питомник. А вот дети – это гораздо серьезнее. И потом, когда мне было больно от предательства мужа, я выдумала себе формулу. Формулу женского счастья. Так вот: женское счастье – это я и мои дети. Мужей может быть сколь угодно много. Они могут предать, они могут любить или разлюбить, а вот дети – ради них и для них ты живешь, ради них и для них ты встаешь, даже если совсем нет сил. Ради них и для них ты будешь идти, когда ноги не идут, а тело обмякло от безмолвного удара любимого человека.
– Оля, ты что, любила его, несмотря ни на что?
– Да, я его любила. Я любила того Артема, с которым сочеталась браком. Я жила им тем и совершенно не заметила, как он стал другим. Я же жила по правде с ним, то есть рожала детей, растила их, и ни разу за этот период у меня не мелькнула мысль об измене или формировании другой жизни. И когда я понимала, что он уже долгий период просто терпит меня ради чего-то, я даже не знаю ради чего, мне стало невыносимо больно. Хотелось кричать, куда-то бежать, что-то искать, доказывать, только крик этот был внутри меня. Я не могла никому это выразить, я не могла разрушить видимость благополучного союза. Я понимала, что если мои родственники или друзья поймут, что у меня все плохо, то дурой буду я, а не он, и от этого мне становилось еще больнее.
– Скажи, Оля, а почему ты мне раньше этого не говорила? Я всегда считала, что у тебя идеальная семья, идеальные взаимоотношения, и ты просто счастливая женщина.
– Ты знаешь, с чего мы начали нашу терапию с Владленом? С того, что я обязана была запретить себе самообман и иллюзию.
– Оля! Так что – получается, Владлен со всеми начинает одно и то же?
– Ну, не знаю, – сказала Оля. – Так расскажи, что у тебя?
– Я наконец-то познакомилась с мужчиной. Но, правда, не все так гладко, как мне хотелось бы.
– Расскажи.
И Даша рассказала всё. Оля озабоченно посмотрела на Дашу и сказала:
– Твоя проблема в том, что ты – эгоистка. Ты – ужасная эгоистка. И в отношениях с Владленом ты эгоистка. С Сергеем, конечно, пока не очень, но он – отец, и всегда в первую очередь, с оговоркой – если он хороший отец – он будет думать о детях. А ты, если будешь при нем, будешь обижаться.