«Гостиную надо будет переделать, когда Осборн женится…», или «Жена Осборна захочет поселиться в комнатах на восточной стороне; ей, наверно, нелегко будет жить вместе со стариками, но мы постараемся устроить так, чтобы она это чувствовала как можно меньше», или «Разумеется, когда появится миссис Осборн, мы должны постараться подарить ей новую карету; мы сами вполне обойдемся старой». Эти и подобные им речи создали у Молли впечатление о будущей миссис Осборн как о некой прекрасной, знатной молодой даме, которая одним своим присутствием преобразит старый Холл в величественное и торжественное жилище из приятного, без излишней церемонности дома, каким он был сейчас. И Осборн, который так томно-критически беседовал с миссис Гибсон о разных сельских красавицах и даже в собственном доме склонен был порисоваться своей взыскательностью (только дома он был поэтически-взыскателен, тогда как в беседе с миссис Гибсон светски-взыскателен), — какую же немыслимо элегантную красавицу он выбрал себе в жены? Кто она, отвечающая всем его требованиям и при этом вынужденная скрывать свой брак с ним от его родителей? Наконец Молли отбросила свои размышления. Это было бесполезно: она никогда этого не узнает, не стоит и пытаться. Глухая стена ее обещания стояла у нее на пути. Быть может, даже нехорошо было размышлять об этом, пытаться припомнить мимолетные разговоры, случайные упоминания имени, чтобы сложить их во что-то связное. Молли страшилась предстоящей встречи с обоими братьями, но все они встретились за обедом так, словно ничего не случилось. Сквайр был молчалив то ли от подавленности, то ли от недовольства. С самого возвращения Осборна он не разговаривал с ним, если не считать пустых банальностей, когда общения было не избежать, и состояние жены подавляло его, как тяжелая туча, затмившая дневной свет. Осборн соблюдал по отношению к отцу безразличную манеру, которая, как чувствовала Молли, была напускной, но при том не была примирительной. Роджер, спокойный, уравновешенный, естественный, говорил больше всех присутствующих, но и он чувствовал себя неловко и тревожился по многим причинам. Сегодня он обращался главным образом к Молли, начав довольно пространное повествование о недавних открытиях в области естественных наук, и продолжал тему, почти не требуя ни от кого ответов. Молли ожидала, что Осборн будет выглядеть иначе, чем обычно, — смущенным, или пристыженным, или недовольным, или даже «женатым», но он был точно тот же Осборн, что и утром, — красивый, элегантный, с томной манерой и наружностью, сердечный с братом, вежливый с нею, испытывающий тайную неловкость от состояния дел между ним и отцом. Она бы ни за что не догадалась о тайном романе, скрытом за этим повседневным поведением. Ей всегда хотелось впрямую соприкоснуться с любовной историей, здесь она ее встретила и нашла очень неутешительной: все было окрашено скрытностью и неопределенностью. И ее честный и прямой отец, ее жизнь в Холлингфорде — а городок, при всех своих недостатках, был открыт и прямодушен, и все в нем все знали друг о друге — показались ей, в сравнении с увиденным, надежными и приятными. Конечно, она с большой сердечной болью расставалась с Хэмли-Холлом и молча прощалась со спящей и не осознающей окружающего миссис Хэмли. Но покидать ее сейчас было совсем иным делом, чем две недели тому назад. Тогда Молли была ей нужна каждую минуту и давала ей чувство покоя. Теперь бедная женщина, чье тело так надолго пережило ее душу, казалось, забыла о существовании своей юной подруги.
Молли отправили домой в карете, нагруженную проявлениями искренней благодарности всех членов семьи. Осборн обшарил все оранжереи, собирая для нее букет, Роджер отобрал для нее самые разнообразные книги. Сквайр долго тряс ее руку, не в силах высказать ей свою благодарность, и наконец обнял ее и расцеловал, как расцеловал бы дочь.