— Как вы думаете, товарищ Жюков, — перебил генерала Сталин, — сможем мы удержать Москву? Вопрос стоит об эвакуации гражданского населения и других мероприятиях. Говорите прямо все, что вы думаете.
— Я думаю, товарищ Сталин, что Москву мы удержим, если сумеем создать соответствующие резервы, о количестве и необходимости которых я вам докладывал. Дивизии народного ополчения, которыми мы сегодня затыкаем дыры, решить эту задачу не в состоянии. Хотя дерутся они самоотверженно.
— Я думаю, товарищ Жюков, что резервы в ближайшее время у нас появятся. Но на это надо время. Есть у нас такое время?
— Я думаю, что есть, товарищ Сталин. Но не слишком много.
— Хорошо, что вы так уверены в своих прогнозах. Желаю вам успехов.
— Благодарю, товарищ Сталин.
Сталин положил трубку, глянул на Поскребышева. Затем спросил:
— Кому я назначал?
— Товарищу Берии. Он ждет.
— Пусть войдет.
Берия вошел, быстро приблизился, остановился напротив в ожидании.
— Что у тебя? — спросил Сталин.
— Немцы выбросили десант на Воробьевых горах. Десант этот уже почти уничтожен войсками НКВД…
— Большой десант?
— Человек пятьсот. Вооружены ручными пулеметами…
— Все?
— Точно не знаю, но, как мне доложили, огонь с их стороны очень сильный.
— А ты думал, они с рогатками высадятся?
— Я докладываю первые данные, полученные с места сражения.
— Так уж и сражения, — усмехнулся Сталин. Затем, указав на кресло, предложил: — Садись, в ногах правды нет. Что в городе?
— В городе паника, — ответил Берия, усаживаясь в кресло. — Народ бежит к вокзалам в надежде уехать. Машины, подводы — все это движется по Горьковскому и Ярославскому шоссе…
— Машины и подводы задерживать и возвращать в город, — жестко произнес Сталин. — У нас на передовую не на чем подвозить боеприпасы и войска. Уходить пешком и уезжать на поездах не препятствовать. Пусть едут и уходят. Меньше паникеров останется в городе. Меньше людей придется кормить. Что еще?
— На Курском вокзале стоит поезд для членов Политбюро и лично для вас, товарищ Сталин… Нам кажется, что вам надо срочно покинуть Москву. Иначе будет поздно. В Куйбышеве все готово для работы.
— Поезд пусть пока постоит. А ты займись вплотную наведением порядка в городе. Город объявить на военном положении. Ввести комендантский час. Всех трудоспособных — на строительство баррикад. Выяснить, какие заводы и что могут выпускать для фронта. Всех оставшихся в городе рабочих и специалистов взять на учет. Иметь в резерве поезда для эвакуации тех, кто будет полезен в тылу. Выяснить, сколько и какого имеется в городе продовольствия. Все до зернышка взять на контроль. Головой отвечаешь. И последнее. Выделить надежных людей для подпольной работы на случай… сам знаешь, на какой случай. Все. Иди! Работай!
Заглянул Поскребышев, спросил:
— Товарищ Сталин, вы хотели знать, что пишут за рубежом о нашем положении…
— Давай, только самое существенное, — произнес Сталин, набивая табаком трубку.
Поскребышев подошел, стал читать:
— Немецкое радио передало, что русские войска, окруженные западнее Вязьмы, полностью уничтожены, что остались лишь разрозненные группы солдат, которые не представляют никакой угрозы для тылов германской армии, что количество военнослужащих, взятых в плен, превышает 500 тысяч. Геббельс провозгласил, что с Советским Союзом в военном отношении покончено раз и навсегда. В газетах пишут, что Красная армия стерта с лица земли. В американских газетах предполагают, что Москва падет не позже ноября, и поэтому нет смысла посылать в Россию военную помощь.
— Ладно, хватит. Соедини меня с Шапошниковым… Что у нас под Вязьмой, Борис Михайлович? — спросил Сталин, едва на другом конце трубки прозвучал знакомый голос начальника Генштаба.
— Плохо, товарищ Сталин. Никакой связи с окруженными войсками нет. Южнее и севернее Вязьмы прорываются отдельные полки и дивизии, но в количественном отношении они зачастую не дотягивают до батальона. С тяжелым оружием удается вырваться немногим. Мы собираем эти разрозненные группы, оказываем им всевозможную помощь и направляем на Можайскую линию обороны. Это пока все, товарищ Сталин.
— Я надеюсь, что такой катастрофы Генштаб и командование фронтами больше не допустят, — проворчал Сталин и положил трубку.
Выйдя из-за стола, Сталин несколько минут ходил по кабинету от стола к двери и обратно. Никто не звонил, никто его не беспокоил. Все занимались своим делом, самому их беспокоить звонками еще рано. Так что же делать? Уезжать? Бомба, упавшая на Кремль, десант на Воробьевых горах, отсутствие необходимого количества войск для обороны Москвы — все это очень серьезно. Но не менее серьезны сведения о том, что Япония не собирается нападать на Советский Союз. Пока не собирается. Следовательно, можно начать переброску нескольких армий с Дальнего Востока. Плюс армии, формируемые за Волгой. Но самое, пожалуй, главное — уверенность Жукова, что Москву можно удержать. А Жуков — не Еременко, зря словами пока не бросался. К тому же Сталин в Москве — это для армии и для страны тоже кое-что значит. Нет, покидать Москву в данной обстановке нельзя. А там будет видно.