– Так чем дело-то закончилось? – нетерпеливо перебиваю я его.
Дзержинский сделался очень серьезным:
– Сталин поставил на голосование предложение внести вопрос о выходе ВКП(б) из Коминтерна в повестку дня очередного заседания Политбюро.
– Даже так? – не скрываю своего удивления. – И прошло?
– Голоса разделились. Но предложение приняли, при двух против и одном воздержавшемся. Против – Бухарин и Косиор, воздержался Андреев.
Тут уж я не сдержался, и покачал головой. Надо же! Сталин, выходит, голосовал «за». Не ожидал, что в нём так рано начнет прорезаться расчетливый прагматик. Впрочём, он и раньше в тех вопросах, в которых хорошо разбирался, проявлял здоровый прагматизм. А вот в большой политике (в том числе – и в экономической) подчас пытался решать дела кавалерийским наскоком. Похоже, работа в Совнаркоме постепенно перенастраивает его на более трезвый лад.
Интересно, раз поставили в повестку дня, значит, полного отторжения идея не вызывает? Дзержинский же, получается, тоже «за» голосовал. Не за идею, правда, а пока только за её обсуждение. И каковы же шансы, что… Ладно, не буду загадывать.
Глава 2
Потеря
Разумеется, тот факт, что подброшенная мною идея заинтересовала членов Политбюро, внушал определенные надежды. Которым, увы, не суждено было оправдаться. Вскоре после того, как отпраздновали двенадцатую годовщину Октябрьской революции, Феликс Эдмундович счёл необходимом сообщить мне, глядя с ироничным прищуром:
– Ваше желание выйти из Коминтерна, Виктор Валентинович, похоже, не осуществится. После обсуждения на Политбюро мы довольно единодушно сочли, что выгоды от подобного решения вряд ли перевесят возможный политический ущерб. Так что даже на голосование вопрос не ставили, – после небольшой паузы Дзержинский едва заметно дернул щекой и добавил:
– Впрочем, без последствий эта затея не осталась. Для меня, во всяком случае, – видя мой вопросительный взгляд (неужели ему за несвоевременную инициативу подчиненного втык сделали?), председатель ВСНХ мягко улыбнулся. Усаживаясь за стол, он пояснил:
– По инициативе Сталина мне поручено организовать тщательную проверку расходования фондов Коминтерна и работу корреспондентского отдела, – на этом Феликс Эдмундович оборвал свой рассказ о делах Политбюро и без всякого перехода спросил:
– Готова ли сводка исполнения синдикатами генеральных соглашений с территориальными органами потребкооперации и всесоюзными кооперативными центрами за третий квартал?
Интерес моего начальника именно к этому предмету был вполне понятен – и в кооперативной, и в государственной торговле с наполнением прилавков товарами дело обстояло довольно напряженно. Маневрирование ценами помогало избежать повсеместного распространения очередей, но ситуация, когда цены растут, а проблемы «товарного голода» в прошлое никак уходить не желают, вызывала повсеместное недовольство. Да и с продовольствием было не лучше. Напрягая все силы для проведения индустриализации, страна балансировала на грани перехода к карточному снабжению. И всё же некоторый прогресс по сравнению с известной мне историей был: в ней население уже с 1928 года стало знакомиться с карточками на хлеб, которые в марте 1929 года были введены повсеместно. А к концу года произошёл переход к карточному распределению основных продуктов питания по не слишком-то щедрым нормам.
Казалось бы, изменения в экономике произошли не столь уж радикальные: немного больше, по сравнению с моим прошлым, было производства зерна и технических культур, сократились поставки зерна на экспорт за счёт увеличения поставок по другим статьям, побольше выделялось капитальных вложений на развитие легкой и пищевой промышленности, сохранялось довольно заметное частное производство потребительских товаров, несколько меньшими темпами росло городское население… Но этого пока хватало, что бы рынок, хотя и трещавший по швам из-за перенапряжения хозяйственной системы ради индустриализации, все-таки не разваливался.