Голубые мониторы в сотый раз показывали одни и те же кадры монтажа программы. Андрееву уже они просто опротивели, и он не мог даже смотреть в сторону телевизоров. Режиссер, что-то хотел спросить, но, увидев — кислую мину Стаса, промолчал.
— Стас, тебя там, на вахте, какая то мадам спрашивает. Спустись! — крикнул кто — то из коридора.
Стас недовольно поморщился и глотнув еще пива, крикнул в пустоту:
— Что, кто там?! Какая мадам?! Скажите, что меня нет.
Но настырный голос вновь позвал:
— Стас, иди, говорю — она ждет! Сказала, что не уйдет, пока с тобой не поговорит!
— Слушай, я даже ходить не могу — мне голове больно! Скажи охране, чтобы ее пропустили наверх, сюда, в монтажку!
Больше никто не отозвался. И Стас понял, что его просьба услышана. Он допил пиво и поставил бутылку за кресло, чтобы ее не было заметно, мало ли, что! Да и перед посетителем будет не удобно. Все-таки известная личность.
Стасу Андрееву было тридцать два. Среднего роста с довольно фотогеничной внешностью (на роль ведущих просто не берут не красивых людей) и низким приятным голосом он давно прослыл ловеласом и повесой. После армии, пять лет, он отработал в милиции. Служил в отделе уголовного розыска, затем «перестройка» и Стас тоже «перестроился» — решив стать телевизионщиком. Плохо или нет, но у него это получилось. Через пять лет, после уходя из органов, он стал довольно популярной личностью в городе.
Андреев развернул фантик и засунул в рот пластик жевательной резинки — пиво могло катализировать аромат вчерашних «приключений». Через минуту, дверь в монтажной открылась и вошла она. Стас чуть не подавился жвачкой. Высокая, стройная в юбке чуть выше колен, с красивыми округлыми бедрами и красивой полной грудью. Женщине хоть и было чуть больше тридцати, но этого практически не чувствовалось и выглядела она очень элегантно. Аккуратное овальное лицо, раскосые брови и красивые голубые глаза, правда, почему-то полные печали. Но потухший взгляд не портил ее облика. Единственное, что немного настораживало в ее внешнем виде — был платок, плотный черный платок, скрывающий светлые волосы. Женщина натянуто улыбнулась и посмотрев на сидящего в кресле Стаса тихо спросила:
— Стас Андреев?
— Да… — удивленно ответил он.
— Мне бы хотелось с вами поговорить.
— Я вас слушаю.
Женщина неуверенно обернулась и посмотрела на режиссера.
— Нет, я бы хотела — поговорить наедине.
Стас молча кивнул и встав с кресла похлопал режиссеру по плечу и попросил:
— Гена, будь другом — перекури, а то уже ничего не соображаешь от этой галиматьи.
Режиссер тяжело вздохнул и сняв наушники вышел из комнаты, перед дверью он показал Стасу кулак. Тот отмахнулся и предложил женщине присесть в кресло. Та робко села на край мягкого сиденья.
— Ну, так, чем — обязан?
— Понимаете, я пришла к вам, потому как больше не кому не верю!
— А, что у вас случилось?
— Меня зовут… Нина, Нина Павлова.
— Очень приятно, мне представляться надеюсь не надо?
— Нет, нет, ой, что я никак не могу собраться! — женщина достала из кармана платочек и вытерла выступившие на глазах слезы.
— Да, вы не волнуйтесь, рассказывайте.
— Понимаете у меня погиб сын, он, он повесился, вернее его повесили…
Стас невольно поморщился. Он не любил подобные истории. Они, как правило — заканчивались не чем, поскольку убитые горем матери старались оправдать действия своих детей самоубийц.
Увидев такую реакцию Стаса, Нина словно протестуя — закачала головой:
— Нет, нет, поверьте, я не сумасшедшая, убитая горем мама — я понимаю ваш скепсис. Но, все не так — поверьте мне!
Стас грустно улыбнулся:
— Нет, это я не вам. Просто голова болит. Вот и хмурюсь — как лошадь, продолжайте. — соврал Стас.
— Так вот, его повесили, у меня есть доказательства, вернее предположения и сейчас вы поймете, что они обоснованы.
Нина подробно рассказала Стасу про три кошмарных дня в ее жизни. Андреев внимательно ее выслушал и задумался. Женщина не хотела его торопить и ждала — когда он сам заговорит.
— Скажите, вы его уже похоронили? Сына, уже, простите — закопали?
— Да конечно, он ведь, он ведь — нельзя же его не по христиански! Вчера похоронила…
— Хм, зря, ой простите, конечно, что я так говорю, но если вы собрались доказывать, что его убили — то надо было настаивать на повторном вскрытии и поведение повторной паталого — анатомической экспертизе! Теперь только эксгумация. — Стас специально напугал женщину, пытаясь проверить твердость ее намерений.
Но Нина ответила довольно резко:
— Я не знала меня никто, на это не надоумил, но если надо, что ж — выроем его назад! Зло должно быть наказано — даже путем такого кощунства!
— Хм, вижу вы настроены решительно, но учтите — доказать то, что вы говорите, почти не реально.
— А я и не собираюсь ничего доказывать, для меня и так все ясно! Эдика убили, я просто хочу найти и покарать убийц — кто бы, они не были!
Стас посмотрел в глаза Нины и понял. Что от своей идеи она вряд ли откажется. Месть несчастной матери, у которой убили, если конечно убили — очень коварна, это практически паранойя.
— Хм, но это может для вас печально закончится — закон у нас суров к самосудству и хм, прочим вендеттам.
— А что для меня теперь может быть хуже, самое худшее — уже случилось…
— Но вас могут посадить в тюрьму.
— О, это будет награда — сидеть в тюрьме и знать, что ты убила убийц своего сына, что Эдик отомщен!
Стас даже немного испугался. Он еще раз взглянул на Нину, словно пытаясь определить — в своем ли она уме. Та поняла его взгляд и улыбаясь сказала:
— Нет, вы напрасно ищете во мне следы сумасшедшей — я в здравом уме и здравой памяти!
Стас, смутился и замявшись ответил:
— Нет, что вы — я и не думал. Просто я смотрел на вас и вдруг понял, вы очень красивая женщина, поверьте, это конечно трудно сейчас в вашем положении осознавать, но вы еще сможете быть счастливой. И не надо списывать свою жизнь. Обретая свою душу только во зле и месте — это не правильно. Вы еще осчастливите какого ни будь мужчину и родите ребенка — может мальчика в память, о Эдике ведь вашего сына звали Эдик?
Нина покачала головой:
— Нет, вы говорите так — словно психотерапевт, но я к вам пришла не за успокоением и не анализом моих дальнейших, жизненных планов. Я пришла к вам за помощью. Скажите прямо — вы можете мне или хотя бы попробуете помочь?
Стас тяжело вздохнул и опустил глаза. Он не знал что сказать. Наврать ей и дать надежду или честно отказать. Андреев вдруг почувствовал, что Нина ему чем-то нравится. Нет, не как женщина — как женщина, она, конечно, была красивой, но Стасу в ней нравилось что-то другое. Толи жизненная прямота, толи целеустремленность.
— А, что вы можете рассказать о своем муже Сергее, по-моему если не ошибаюсь, а то вы как то о нем вскользь рассказали?
— А что про него рассказывать — он тряпка в руках его мамаши! Он, честно говоря, из-за матери со мной и развелся. Она настоящая ведьма — все козни нам строила. Ну, вот и добилась, а Сергей — он мягкотелый! Работает учителем, в каком то ПТУ — учит дебилов, детей пролетариев, а они над ним смеются и даже издеваются!
— Не ужели — он такой безвольный человек?
— Да, поверьте — он такой.
— Ну, а на похороны он приходил?
— Нет — я ему запретила на похороны приходить! Но они пришли на кладбище. И смотрели за всем издалека. Там то я их не могла прогнать, не буду же я по всему кладбищу бегать и орать!
— Вы говорите они, а кто это — они?
— Это Сергей, Вера, его сестра, ее сын Матвей, тот самый, который и посадил в тот злополучный вечер Эдика на автобус и мать Сергея.
— Хм, странно, значит, говорите издалека стояли и смотрели?
— Да, словно приведения! Я даже их лиц не видела, далеко было…