— Разумеется, — ответил Кленси, пожимая руку Уэлсу.
— «„У меня будет дурацкий вид…“ Так, кажется, сказал судья Кейль. И он прав, потому что он и есть дурак. Упрямый дурак! А я сам?» — подумал про себя Кленси, слегка улыбнувшись. Улыбка исчезла с его лица, когда он вышел на улицу, вновь поливаемую дождем.
Глава 3
Среди, 1 час 15 минут ночи
Звонил телефон. При каждом звонке Кленси старался вырваться из сна и прийти в сознание. Его рука пошарила по ночному столику и наконец нашла трубку.
— Алло, да!
— Лейтенант, это Капровский, — раздался в трубке глубоко несчастный и смущенный голос. — Я в отчаянии, что пришлось вас будить в этот час, но…
Все еще ощупью Кленси зажег ночник и заморгал даже от его мягкого света. Черт бы все побрал!
— Что случилось?! — гаркнул он, нахмурив брови.
В аппарате смущенно молчали, затем раздался тяжелый вздох.
— Эта крошка Эрнандес, лейтенант… — Капровский снова помолчал. — Она… Она умерла…
— Что?!
Кленси от неожиданности сел и стал раскачиваться, чтобы рассеять туман сна, который мешал ему полностью понять, что сказал Капровский.
— Откуда вы звоните?
— Из больницы Бельвю. Ее привезли сюда.
Кленси пошел в ванную, умылся холодной водой и вернулся к своей кровати окончательно проснувшимся.
— Все в порядке, Кап. Рассказывайте. Только начните с самого начала. Что произошло?
— Вот, лейтенант, после того, как я позвонил вам, я выполнял ваши указания, То есть я пошел к техникам. Они установили систему подслушивания в пустом подвале. Консьерж был с ними, но они его под каким-то предлогом отослали. Закончили свою работу и приготовили мне наушники. Но я подумал, поскольку девушка не пришла, что могу подождать ее в бистро напротив, и направился туда, чтобы заодно съесть там сэндвич.
— И в то время, когда вы были там… — угрожающим тоном перебил его Кленси.
— Нет, лейтенант. Нисколько. Я подробно рассказываю вам потому, что вы так просили. Значит, я съел свой сэндвич, вернулся в подвал и надел наушники. Телефон звонил за это время три или четыре раза. Я хочу сказать, что это звонили девице, но так как ее не было дома, конечно, никто не отвечал на эти звонки. Я уже стал думать, что она уехала куда-нибудь в отпуск, и собирался выйти из подвала и спросить об этом у консьержа, когда вдруг на звонок к ней в квартире подняли трубку, разъединили вызывавшего и набрали номер. Это была она.
— Откуда вы это знаете?
Капровский, по-видимому, смутился.
— Ну… Ну, потому, что она звонила матери Ленин.
— Хорошо. В котором часу это было?
— В десять двадцать шесть.
— А где в это время был Сальмен?
— Сальмен?
— Ну да, парень, который должен был наблюдать за фасадом здания!
— Когда я пришел к дому, он стоял на углу улицы. Я думаю, что он все время и был там.
— У вас у обоих были фотографии девушки?
— Конечно, лейтенант, — сказал Капровский. — Я взял одну из них перед уходом. — Секунду он как бы колебался. — Про Сальмена я, правда, не знаю, но удивился бы, если он…
— Прекрасно, продолжайте. Это, во всяком случае, пока не имеет значения.
Свободной рукой Кленси зажег сигарету и натянул на плечи одеяло.
— Ладно, — сказал Капровский. — Она позвонила мадам Сервере, и я хихикал, думая, что на другом конце провода Стентон слушает ту же беседу, что и я, но, к несчастью, они не говорили ничего такого, что могло бы быть нам полезным, по крайней мере, мне так показалось. Крошка Эрнандес плакала. Она спрашивала, почему Ленни сделал это, почему? Но мать… Простите! Послушать ее, так не подумаешь, что все полицейские страны охотятся за ее сыном, скорее можно подумать, что он получил первый приз на каких-нибудь соревнованиях. Она все повторяла: «Не расстраивайся! Ленни хороший мальчик!» и все в том же роде.
Если хотите знать мое мнение, у нее случился такой шок, что она потеряла остатки разума.
— И больше она ничего не говорила? Ничего, что указывало бы на то, что Ленни дал ей знать о себе? Ничего, что помогло бы нам узнать, где он приблизительно находится и что делает в настоящее время?
— Абсолютно ничего. Я, во всяком случае, считаю так. Если только они не говорили кодом. Но я не думаю. Все записано, и вы сами можете это прослушать. Ладно. Я продолжаю. Они кончили говорить, и в течение часа — ничего. Я уже собирался все передоверить магнитофону, когда ей позвонили снова. Это было уже в полночь. Она, наверное, ждала у аппарата, так как сняла трубку при первом же звонке.