Грейс посмотрела в глаза сестре и сложила указательный и большой пальцы так, как будто собиралась ее ущипнуть.
– Ма-ам! – заныла Женевьева.
– Грейс, – укоризненно проговорила Энди.
– Сегодня, едва ты уснешь, – прошептала Грейс, которая отлично умела управляться с сестрой.
В свои двенадцать лет, старшая и более высокая из сестер, еще нескладная, она уже начала превращаться в девушку. Очень серьезная, даже слишком, постоянно мрачная, словно ждала, что вот сейчас произойдет что-то ужасное, Грейс собиралась стать врачом.
Женевьева же была бойкой, легкомысленной и шумной и даже слишком хорошенькой. Уже сейчас, когда ей было девять, не вызывало сомнений, что мальчикам от нее не поздоровится. Причем многим. Но до этого еще было далеко. Сейчас она сидела на бетонном крыльце и пыталась оторвать подошву от кроссовки.
– Жен! – попыталась урезонить ее Энди.
– Она все равно оторвется, – ответила Женевьева, не поднимая головы. – Я тебе говорила, что мне нужны новые кроссовки.
По дорожке быстрым шагом прошел мужчина в плаще и с непокрытой головой, которую он опустил, пытаясь защититься от дождя. Дэвид Гердлер называл себя психотерапевтом и принимал активное участие в работе совета учителей и родителей. Жутко скучный тип, обожавший произносить сентенции о надлежащей роли в жизни и бессознательном поведении. Ходили слухи, что во время своих приемов он использует карты Таро. Гердлер всячески лебезил перед Энди.
– Доктор Манетт, – сказал он, кивнув и замедлив шаг. – Отвратительная сегодня погода.
– Да, – ответила Энди, но воспитание не позволило ей довольствоваться одним коротким словом, даже с человеком, который ей не нравился. – Говорят, дождь будет идти всю ночь.
– Да, я тоже слышал прогноз, – сказал Гердлер. – Послушайте, а вы видели «Тераподист» за этот месяц? Там есть статья о возвращении памяти…
Он еще пару минут что-то говорил, Энди машинально улыбалась, пока в конце концов Женевьева не заявила, причем очень громко:
– Мама, мы же опаздываем.
– Нам действительно нужно идти, Дэвид, – сказала Энди и исключительно из-за хорошего воспитания добавила: – Я обязательно посмотрю статью, о которой вы говорите.
– Конечно, рад был с вами поболтать, – ответил Гердлер.
Когда он вошел внутрь, Женевьева посмотрела ему вслед и, пародируя Богарта[5], прошептала:
– Что нужно сказать, мама?
– Спасибо, Жен, – улыбнувшись, ответила Энди.
– Не за что, мамочка.
– Ладно, – сказала Энди. – Я добегу до машины.
Она посмотрела в сторону парковки и обнаружила, что около водительской дверцы ее машины стоит красный фургон, и ей придется обежать вокруг.
– Я с тобой, – заявила Женевьева.
– Я сяду впереди, – тут же сказала Грейс.
– Нет, я…
– Ты сидела впереди, когда мы ехали сюда, таракашка, – напомнила ей Грейс.
– Мам, она назвала меня…
Грейс снова сделала вид, будто собирается ущипнуть сестру, и тут вмешалась Энди:
– Ты сядешь назад, Жен. Ты ехала впереди утром.
– Или я тебя ущипну, – добавила Грейс.
Они побежали под дождем, Энди в туфлях на низком каблуке, держа за руку Женевьеву, у которой были короткие ноги, и она не поспевала за матерью. Энди выпустила руку Жен, когда они оказались за фургоном «Эконолайн», наставила ключ на свою машину, нажала кнопку и за шумом дождя услышала щелчки электронных замков.
Наклонив голову, она пробежала между своей машиной и фургоном, Жен отставала от нее всего на шаг, и они почти одновременно потянулись к ручкам двери.
Энди услышала, как в фургоне отъехала в сторону дверь; почувствовала присутствие мужчины и движение у себя за спиной. Она повернулась, одновременно по привычке приготовившись улыбнуться.
Но услышала, как вскрикнула Женевьева, обернулась и увидела, как к ней приближается диковинная круглая голова с копной грязных светлых волос.
Она увидела испещренное морщинами лицо, слишком для них молодое.
Увидела зубы, слюну и руки, похожие на две дубинки.
– Беги! – крикнула Энди.
И в этот момент мужчина ударил ее в лицо.
Энди поняла, что он собирался сделать, но не смогла увернуться. Она отлетела к дверце машины и сползла по ней, не устояв на ногах.
Она не ощутила боли, только удар о машину и его кулак, почувствовала, как мужчина повернулся, кровь на коже, уловила вонь грязного шершавого асфальта, залитого водой, когда она упала на ладони, и на короткое мгновение в ее голове мелькнула безумная мысль, что она испортила костюм. И тут мужчина отошел от нее на шаг.
Энди снова собралась крикнуть: «Беги», но с ее губ слетел только стон, и она почувствовала – а может быть, увидела, – что мужчина направился к Женевьеве. Энди попыталась закричать, издать хоть какой-то звук, любой, но из ее носа тут же потекла кровь, и в лицо, точно обжигающий огонь, ударила волна дикой боли.