Традиции народа, духи предков, даже часть его собственного "я" восставали против такого кощунства. Но какой-то дух хранитель шептал на ухо:
- Жрецы обманули и тебя, и толпу. Выбор Богини оказался ловким трюком ее служителя. Может и сам священный обычай кровожадный обман?
Алан вспомнил сытые лица на празднике, и сердце наполнилось ненавистью:
" Они ели Раджа, пожрут и меня. Потом будут новые жертвы!"
Где-то на окраине городища прокричал петух.
- Решайся, а то будет поздно! - не унимался дух хранитель. Закрыв глаз, Алан переступил запретную черту. Ничего не произошло. Небо не обрушилось на голову, земля не разверзлась под ногами. Он сделал еще шаг, потом второй, третий, и почувствовал, что бежит, легко отталкиваясь от упругой почвы.
Прошло семь лет. Выглянув из-за зубчатой стены деревьев, солнце осветило небольшую поляну. Скользнув по бревенчатым стенам хижины, лучи прорвались сквозь плетеную дверную циновку и разбудили хозяина лесного жилища.
- Ей, Клык, мы проспали охоту! - крикнул Алан, вскакивая с лежанки. Огромный пес заскочил в хижину, и, виляя хвостом, закрутился вокруг хозяина.
- Чему радуешься, лежебока! У водопоя остались лишь оленьи следы. На обед получишь только лепешку, - проворчал Алан, не разделяя собачьего восторга - Хотя. Попробуем прогуляться на удачу. Может быть, сегодня лесные духи будут благосклонны!
Пес радостно залаял. Улыбнувшись, хозяин потрепал лохматый загривок собаки.
- Решено! Только сначала накормим наших бездельников.
В загоне у опустевшей кормушки уже толкались несколько коз и пятнистая лань. Рядом в отдельном загоне, отгоняя мух, мотал головой молодой трехлетний бычок. Несколькими умелыми взмахами деревянных вил Алан наполнил кормушки, и вскоре вместе со своим лохматым другом уже карабкался по уходящей в гору тропинке.
Прежде чем перевалить за каменистую вершину, тропа выводила на небольшую площадку. Здесь он обычно останавливался, чтобы с высоты взглянуть на свое маленькое царство. Семь долгих лет строил он его среди лесной чащобы. Дом, загон для скота, кузница - все было создано своими руками. Под навесом лежали аккуратно сложенные копны сена. На небольшом, но хорошо ухоженном поле, радуя сердце, золотились колосья.
- Спасибо тебе, Всемогущая! - насмешливо произнес Алан. Но в насмешке была и большая доля истины. Именно ненависть к кровожадной Богине все эти годы давала ему силы.
Алан хорошо помнил первую ночь после бегства. Над деревьями, словно злые духи, кричали ночные птицы. Где-то неподалеку раздавалось глухое рычание льва. Страх, голод, муки совести терзали несчастного беглеца:
- Даже если выживешь, сам скоро превратишься в дикого зверя. Не лучше ли было достойно встретить судьбу!
Казалось эта ночь никогда не кончится, но вот взошло солнце, и мир стал совершенно иным. Каждая травинка, всякий листок радовались восходящему светилу. Все живое тянулось к теплу и свету. Смерть на жертвенном камне снова показалась отвратительной и нелепой. И он сказал себе:
- Ты должен не просто выжить, а победить! Докажи Всемогущей, что человек может прожить и без ее милостей!
Следующей ночью Алан прокрался в кузницу на окраине городища и украл там оружие и инструменты. Тогда же за ним увязался большой лохматый щенок, ставший потом верным другом и помощником.
Прошли годы. Кропотливым трудом он создавал свой маленький мирок. За короткий срок научился почти всем ремеслам. В чем-то даже преуспел больше соплеменников. Медные топоры с добавкой неизвестного металла получались гораздо более прочными. А последний урожай оказался, как никогда, обильным. Вместо традиционной мотыги Алан приспособил сучковатый ствол дерева. Подросший теленок тянул его по пашне. Алан шел сзади, налегая на торчащие из ствола ветки. Вспашка глубже взрыхлила землю, и результат превзошел ожидания.
" Посмотрели бы хранители обычаев, чего может достичь человек не ублажая Всемогущую!" - думал он, продолжая мысленный спор с Богиней.
Однако мир, из которого Алан бежал, не давал о себе забыть, и он безраздельно принадлежал Богине. Если днем хватало общества четвероногих друзей, то в ночных снах Всемогущая приходила к нему в образах прекрасных женщин. Раскачиваясь в танце, они склонялись к его ложу, и вихри черных кос безжалостно жалили беглеца. Так было прошедшей, и будет следующей ночью, но пока об этом не хотелось думать. Двигаясь по петляющей в зарослях тропинке, он радовался игре света и тени на листьях, упругой силе своего тела. Впереди, превратившись в продолжение своего носа, бежал Клык. Втягивая воздух, пес пытался среди сотен запахов уловить вожделенный аромат добычи, и радовался, что этим утром хозяин все-таки пошел на охоту.
Вынырнув из-под сплетения веток, тропинка привела на истоптанную копытами поляну. Солнце уже подходило к зениту, и, казалось, воздух дрожит от стрекотания невидимых в траве крошечных существ. На середине прогалины Клык закрутился на месте, потом с радостным лаем ринулся в чащу. Алан побежал вдоль кромки леса, пытаясь по звуку понять, куда собака выгонит добычу. Когда на поляну, ломая ветки, вырвалась самка оленя, он метнул копье. Олениха с разбегу рухнула на землю и забила в воздухе копытами. Ударом ножа, Алан прекратил ее мучения, потом припав к окровавленной земле, попросил у убитого животного прощения.