Пока озабоченный мужлан потешался над пленницей, та стояла ни жива ни мертва. Мгновение назад покрасневшее лицо стало белым, как мел.
Хитоми уже не обращала внимание на мужские ладони на своем теле.
«Так они специально лишили меня голоса? Господи, но зачем? Зачем, они так сделали? Для чего?» – слова охранника шокировали девушку, привели в ступор.
Как вообще можно принять мысль, что голос никогда не вернется? Вот и Хитоми не принимала: «А как я буду петь? Как буду общаться с друзьями и родными?».
Психика девушки не выдержала свалившейся на нее нагрузки, и сознание провалилось в темноту, будто кто-то нажал невидимую кнопку «выкл.» …
Хитоми очнулась на полу своей клетки, не помня, как в нее попала. Просто тело затекло от долгого и неподвижного лежания в одной позе. И вот, едва оправившись от онемения, девушка уже сама металась, как недавно испугавшая ее другая узница. Также в истерике тщетно билась о стальные прутья…
Хитоми походила на трепыхающую бабочку, что попала в липкую паучью сеть, из которой уже никогда не выбраться. Выбившись из сил, девушка сползла на пол, в беззвучном отчаянии судорожно сжимая пальцами циновку.
«Голос – это не просто слово или звук, не только возможность общения… Мой голос – это часть меня самой… – проносилось в сознании Хитоми сквозь душившие ее слезы. – Разве можно существовать без частички самой себя?»
Дальнейшая жизнь виделась мучительной пыткой…
***
…В комнату вошел мужчина. Хитоми по-прежнему лежала на полу в позе эмбриона, бессмысленно глядя перед собой.
– Спокойной ночи, зверюшки!
Только в это раз мужчина осклабился и, щелкнув выключателем, погрузил комнату во тьму…
Мрак. Повсеместный. Абсолютный. Черная пустота запертой комнаты казалась живой. И она беззвучно наблюдала за своей добычей.
Тьма холодом проникала под кожу. Вязкой жижей вливалась в сознание Хитоми, расползалась по нему, поглощая эмоции. Все, кроме единственной. Остался страх...
Восприятие испуганной девушки резко обострилось. Каждый тревожный звук – будь то шорох одежды, приглушенное сопение или шумное дыхание, даже моргание пленниц в соседних клетках – заставляли Хитоми вздрагивать и сильнее прижиматься к холодной стали. Впереди ее ждала очередная бессонная ночь…
Разум изможденной девушки балансировал на грани помешательства. Однако крепкая психика не давала ему скатиться в спасительное в данных обстоятельствах безумие.
– Утречко, зверюшки! – в темноте прозвучало уже привычное приветствие, и в комнате зажгли свет.
То, что следом увидела Хитоми, выжгло в памяти настолько яркий образ, что забыть его не смогла даже годы спустя…
Пленница сидела, прислонившись головой к решетке. На лбу виднелись ссадины и синяки от многочисленных ударов, а на окаменевшем лице девушки застыли дорожки запекшейся крови из открытой ранки. Судя по всему, девушка разбила голову себе сама, раз за разом ударяясь о стальные прутья. Но испугало не это, а выражение лица. На нем застыла гримаса боли и отчаяния; неподвижные глаза смотрели в никуда замутненным взором. Руки узницы безвольно свисали с плеч. Одежду покрывали бурые пятна, а под телом девушки растеклась лужа застывшей крови из прокушенных пленницей запястий…
– Сэнсэй! Сэнсэй! – закричал надсмотрщик, поспешно выбегая из комнаты…
После самоубийства девушки оставшиеся испуганные и подавленные узницы сидели тихо, боясь пошевелиться или привлечь к себе внимание.
Вид растекающейся по полу крови надолго лишил Хитоми самообладания. Дикий ужас парализовал сознание, затмив все остальные чувства.
Хитоми и не заметила, как надсмотрщики выволокли закоченевший труп и вычистили пол. Все это время девушка сидела в прострации. Затем в сопровождении подручных в комнату вошел старик. В его руках блеснула яркой искрой стальная игла шприца. Двое охранников не церемонились, когда вытаскивали из клеток перепуганных невольниц, чтобы им могли сделать укол.
Очередь дошла и до Хитоми. Потеряв волю к сопротивлению, она не цеплялась за прутья, как другие девушки, а безвольной куклой позволила делать с собой все что угодно.