– Я ненадолго, – качнул головой Тьяго, с трудом удерживаясь на месте, и стряхивая его руку с ноги.
– Нам завтра надо лететь в Этиль, там вроде бы какое-то подобие власти сохранилось.
– Хорошо, – ровно ответил Тьяго и вышел из палатки, не обернувшись. Сейчас Адилю показалось, что хромал он сильнее обычного, но это был их самый длинный разговор за последние три недели не в рамках совещаний.
Министр сумел неведомым образом, несмотря на взорванные космотрассы, добраться на истребителе до позиций авангарда Альянса и сдаться в плен. Суд над предателем только начался, а Адиль мгновенно получил отмену приказа слежки за Моро от генштаба, и новый приказ на разработку принципиального нового типа войск специального назначения на замену старым формированиям.
Дату создания “Корпуса Ястребов” генерал Внешних Рубежей предпочел считать датой собственной смерти, – копирование завершилось, и он подтвердил Военному министерству готовность к переходу.
Эпилог
Эпилог
В Аласии непривычно шел снег, но мороза не чувствовалось. Адиль шел по направлению к дому своей матери, анализируя пустоту на улицах вокруг себя: в скверах не играли дети в снежки, не было видно обычных зевак, скучающих пенсионеров. Он сообразил, что вечером шел выпуск новостей, и сейчас подданным рассказывали об изменениях в Архитекторе разума, связанных с активацией Кары Небесной и изоляцией системы Вран.
Ему было сложно привыкнуть к новому телу: казалось, что ноги и пальцы должны быть длиннее, плечи уже, а центр тяжести выше, но в целом переход отработал свое. Новое подразделение было официально утверждено после его доклада Военному министерству. Возможности Архитектора разума открывали дорогу к вожделенному бессмертию, а для него означали способ сдержать слово и избавиться от мучившей постоянной боли. Он пришел к дому, но ноющая боль все не стихала, а память, укрытая снегами, не желала приоткрыть дверь в детские воспоминания. Его ли это вина. что он дошел, а они нет?
Адиль Дукай опустился на колени в снег, склонив голову, как только его пустили домой. Во внутреннем дворе замерзли искусственные водоемы, вишневые деревья его детства выросли, а он, незнакомец, вернулся с войны, трусливо дождавшись, пока посланники отца покинут дом.
– Сын! – к нему выбежала мать, тонко вскрикнув, – Вставай, пожалуйста, вставай, милый, ты ни в чем не виноват! – она кинулась поднимать этого незнакомца, совершенно не похожего на ее нежного мальчика, больше десяти лет назад покинувшего дом. Она сомневалась до того момента, как увидела знакомое неулыбчивые выражение лица и упрямо сжатые кулаки, так только ее сын отбывал наказание из всех императорских детей. Старшая наложница зарыдала, обнимая отнятого ребенка, чувствуя, как он застыл в ее объятиях, не решаясь обнять в ответ. – Отзови прошение о визите в тюрьму… тебе нельзя…
– Мама, – произнес он прокуренным незнакомым голосом. Страшно саднило горло и слезились глаза, кажется, у носителя была аллергия.
– Тьяго, – она всхлипнула, – перерезал себе горло.
Адиль вскинул голову, будто ища ответ, на давно заданный вопрос, небо, затянутое покровом сизых облаков, молчало, ничуть не изменившись на первый взгляд, но не пропуская ни единого лучика бледного зимнего солнца, чтобы осветить серость вокруг. Все стало чужим и не таким, как раньше, которое непонятно существовало ли где-то за пределами его головы.
Конец