- И где же она будет спать? – ехидно поинтересовался опер, игнорируя суровые взгляды, бросаемые на него Катей. Она уж точно не желала знать, где именно в квартире Никитина собирается спать эта дамочка. – Неужели ты отправишь хрупкое создание спать на диван?
- Нет, - отмахнулся капитан. Он вообще сильно оспорил бы то, что Аня была хрупким созданием. Он вообще не был уверен, что она была созданием Божьим. – Я уступил ей свою кровать.
- То есть ты будешь спать на диване? – не унимался Антон.
- Нет, на диване расположились ее сумка, куча книг, якобы очень нужных для раскрытия нашего дела, карманная такая химическая лаборатория и, мать его, рыцарский шлем! – Слава попытался успокоиться, вспоминая, как девушка все это любовно раскладывала на диване, приговаривая, что если Никитин сдвинет хоть одну вещь на миллиметр, она отрежет ему яйца. Кстати, специальные ножницы для этой самой кастрации у Кольтовой тоже имелись.
- То есть, вы все-таки будете спать вместе. Да, капитан? – опер, казалось, просто издевается над начальством.
- Отвали, Антон! – рявкнул на него Никитин. – Я вообще мало представляю, где я буду ночевать, когда вернусь домой! Наверное, на коврике у двери!
- Расслабься, - успокоил его Игорь. – Она уберет вещи с дивана. Точно тебе говорю.
- Вот и приютил бы подругу детства! – тут же перекинулся на сослуживца капитан. – Почему она должна жить у меня?!
- Ну, нет, - почти со священным ужасом в глазах открестился Рохманов. – Ни за какие богатства мира Анька больше не будет жить в моей квартире!
- Что же такого страшного она делала? – поинтересовалась Катя.
- Понимаете, Анька такое гадюшное существо… Ну, как клещ, - почесав затылок попытался объяснить старлей. – Избавиться от нее можно только двумя способами: либо сама отвалиться, либо сжечь нафиг… Ей когда что-то очень нужно, она становится любезней некуда. Готовит вкусно… И много. Она у меня неделю жила, а я поправился на пять килограмм!
- Ну, вкусную еду я как-нибудь переживу, - неуверенно отозвался Слава. – Давно, кстати, нормально не ел…
- Это ты сейчас так говоришь, - со знанием дела сказал Игорь. – А дня через четыре тебя будит просто мутить от одного названия блинов, кексов, печенюшек, травяных отваров, повышающих мужскую потенцию и стойкого запаха вискаря, пропитавшего всю квартиру насквозь!
- Алкоголичка ваша Анна, - тут же подхватила Екатерина.
- Не путай, - резко возразил Рохманов. – Аня не алкоголичка. Она пьет только тогда, когда хочет.
- А какая разница? - Фыркнула стажерка.
- Большая, - наставительно подняв палец вверх, попытался разъяснить старлей. – Алкоголики пьют всегда, даже когда им этого не хочется. Аня – это такая стервь, которую заставить делать то, что ей не хочется невозможно. Алкогольная зависимость детская хрень, по сравнению с силой воли этой заразы.
- И как долго она будет у меня жить? – тихо поинтересовался капитан. Не то, чтобы его смущала девушка. Ну, или мешала там… Учитывая то, что по словам Игоря она будет много и вкусно готовить, так вообще нет проблем, но… Она все-таки молодая и, чего скрывать, очень красивая, а еще необремененная принципами, женщина. А у Никитина уже давненько не было нормальных отношений…
- Не знаю, - пожал плечами Рохманов. – Но, поверь мне, ты поймешь, когда она решит вернуться в свое обиталище антиквариата.
- И как ты понял? – уточнил капитан.
- Ну, я как-то вернулся домой, а на моей кухне стоял голый мужик, - ответил Игорь. – Минералку искал… Собственно, Ани в квартире уже не было. Только голый мужик… На моей кухне.
Антон ржал, как конь, постукивая по коленке ладонью и причитая, что он уже влюблен в эту женщину.
- Ладно, - тяжело вздохнул Слава. – Давайте вернемся к делу. Что у нас по тем коллекционерам, у которых есть такая же книга?
- У княжны Майской железное алиби, - отозвалась Катя. – Ей девяносто три года и она прикована к инвалидному креслу. Да и книга запрятана так далеко на стеллажах, что покрылась слоем пыли. Ее никто не брал, минимум пару лет.
- А Яшневый? – спросил Игорь.
- Анатолий Васильевич Яшневый продал нашу книжку чуть больше трех лет назад, - ответил Антон. – Продал, надо признать, совсем дешево. Когда я спросил, почему такая старая и редкая книга была продана за копейки, коллекционер странно побледнел и сказал, что просто не хотел хранить эту мерзость у себя.