- И что вы делали?
- Предохранялась. Наверное, он обижался, но вида не показывал. Просто брал меня чаще. Потом обучение закончилось. Он устроился на работу в лыжную секцию.
- Вы с ним продолжали встречаться?
- Несколько раз. А потом… Я не знаю, что случилось. В секции он познакомился с какими-то иностранцами, они убедили его устроиться на работу в их контору.
- Какую?
- Не знаю. Что-то связанное с медициной. И там у них что-то произошло. Какая-то авария. Когда я увидела его… в последний раз… он стал совсем другим. И дело не в ране на лице. Он стал… чужим. Даже не совсем человеком.
- Зверь вырвался на волю?
- Что? Нет! Как вы можете? Он не зверь. Даже сейчас.
***
- Мда, - протянул Усманов, когда за Натальей Александровной закрылась дверь. – Мечта любого старшеклассника – трахать в подсобке учительницу младших классов. Даже такую… Но, Холмс… как?! В нем два метра, в ней полтора. Я как представлю, мне страшно становится.
- Прекрати, Усманов. Со своими пошлостями.
- Пардон. Короче, от нее мы тоже ничего толкового не услышали. Разве что, подтвердилась связь носатого с «Медтехом». Но это и без того было понятно.
- Ошибаешься. Кое-что новое все-таки есть.
- И что же это?
- Мозгами шевели. Ты же у нас старший следователь.
- Намекни, о мудрейшая.
- Позабытые племена, которые он считает своими предками и о которых писал Геродот. Знаешь, что это за племена?
- Я даже не знаю, кто такой Геродот и зачем он что-то писал.
- Это андрофаги. Полумифическое племя людоедов, обитавшее еще до нашей эры примерно в этих местах или западнее. Теперь становятся понятнее его каннибальские замашки.
Усманов почесал затылок.
- Ладно. И что нам это дает?
- Это? Почти ничего. А вот то, как она его описывала…
- Как?
- Эх, Усманов. Не быть тебе психологом. Ни хрена ты не разбираешься в женщинах. Это же у нее на лице было написано. Она с ним до сих пор встречается.
Глава 46. Малолетка
Усманов встал, словно напоровшись на стену.
- С чего ты это взяла?
- А с чего она вообще к нам пришла? Дала показания. Излила душу. Да еще так откровенно. Мы ее заставляли?
- Об их отношениях мы бы все равно узнали. И тогда бы заставили. Превентивная мера с ее стороны.
- Спустя шесть лет после расставания? Зачем эта мера? Давно же дело было. Нет, она пришла, чтобы узнать. Какие вопросы будем задавать. Что нам известно. Что делать будем. У нее ничего не изменилось. Она до сих пор с ним. Трахается.
Последнее слово Маша выплюнула с такой ненавистью, что Усманов посмотрел на нее с удивлением.
- Маш… - начал он, будто ступив на минное поле. – Если он все-таки что-то тебе сделал… Ты можешь всё мне рассказать.
Маша хрипло рассмеялась.
- Боишься, что двухметровый маньяк твоей бабе присунул? А может боишься, что твоей бабе это понравилось? – У Усманова вытянулось лицо. - Не волнуйся, товарищ старший следователь. Маньяк не смог. Хилый попался.
Затрезвонил вызов, и Маша выудила из сумочки мобильник.
- Слушаю… Да… Поняла. Скоро буду, - она повернулась к Усманову. – Пришли результаты по волосу. Я в лабораторию. Ты здесь остаешься?
- Да, поспрашиваю еще немного. Вечером приедешь?
- Не знаю, - тряхнула она головой. – Вряд ли.
Он смотрел, как она уходит, не оглядываясь, и чувствовал, как наваливается на него мертвая тоска. Захотелось догнать, обнять, прижать к себе, успокоить. Но он понимал, что ей это сейчас не надо.
Усманов отвернулся.
По коридорам интерната задребезжал звонок, захлопали двери, загомонили выбегающие из классов дети. Он прижался к стене, чтобы его не снесло потоком.
В разгар беготни и воплей, кто-то подергал его за рукав.
- Привет, дядя! – снизу на него смотрел белобрысый пацан лет десяти-одиннадцати. – Помните меня? Ну там, на спортплощадке. Вы меня про монстров спрашивали. Нашли?
- Привет. Э-э… Да. Почти нашли.
- Как это почти? Я же вам их описал! Вы что, работать не умеете?
- Э-э… Видимо, да.
- Ну как же! Давайте я вас научу. Надо разослать ориентировки, сделать фотороботы, развесить плакаты и договориться с «одноклассниками» и «вконтактиком».