Это был узкий высокий коридор с вереницей маленьких каморок. Свет из больших английских окон не проникал в некоторые из них, и там было темно.
Она отступила, не сводя глаз с тьмы за дверями.
Тень возникла на краю зрения, сбоку, резкая и стремительная. Маша не успела среагировать.
Взрывная боль прострелила ногу, отбросила к окну, как тряпичную куклу, лицом в грязь.
Чувствуя себя беспомощным полураздавленным жучком, Маша кое-как перевернулась на спину.
Женская фигура в песочном камуфляже и черном закрытом шлеме стояла над ней и вновь заносила телескопическую дубинку.
За долю секунды Маша поняла, почему та бьет по ногам. Обездвижить, перебить конечности, чтобы ползала, а ползая не догонишь. Перекатилась в сторону, рванула перевязку, освобождая руку. Взвыла от боли в плече.
Камуфлированная переместилась ближе. Движения ее были скупыми. Профессиональными.
- Стойте! – Маша прижалась к стене и попыталась встать. – Как вас? Ольга! Воеводина! Я знаю, кто вы. Знаю, через что вы прошли! Надо поговорить!
Камуфлированная замешкалась лишь на секунду. Ударила резким обманным движением в бок, так что боль прострелила все тело, и зажглись звезды.
- Нам не о чем говорить, - голос из-под шлема был глухим и казался безжизненным. – Будешь стоять на пути – уберу.
Новый удар пришелся на поврежденную руку, и Маша чуть не потеряла сознание от боли.
Был только один способ извлечь пользу из этой безвыходной ситуации.
Маша бросилась вперед, вцепилась ей в воротник, повалила на пол, понимая, что у нее только один шанс. Дотянуться до креплений и сбить с ее головы шлем. Увидеть лицо.
Тело у камуфлированной было гибким и вертлявым как у ящерицы. Через секунду она уже была сверху. Два удара по почкам, щитком шлема в переносицу.
Маша лежала на полу, как пришпиленная к витрине бабочка. Сквозь боль и муть в глазах, она видела, как встает и уходит камуфлированная.
- Ольга. Слушайте. Месть не выход.
Та замерла на мгновение. Повернулась.
- Когда ты узнаешь, что они сделали с твоей дочерью, месть будет единственным, что тебе останется.
Из каких-то черных глубин, о существовании которых Маша и не подозревала, вдруг вспухла такая ярость, что вокруг все померкло. Поймать, подмять. Бить до тех пор, пока все не расскажет.
Камуфлированная приняла удар на предплечье, извернулась и отбросила ее дальше в темноту, как котенка.
Вонь от вороха гнилых тряпок ударила в нос.
Доски пола вдруг проломились, и Маша рухнула вниз, вместе с тряпками, коробками и остатками сгнивших досок.
От падения с пятиметровой высоты вышибло весь дух.
В тусклом свете было видно, как наверху появилась тень, заглянула в дыру и быстро исчезла.
Маша, постанывая от боли и бессилия, перевернулась на бок и осмотрелась.
Это была такая же каморка, как и на верхнем этаже.
Только вдоль одной из стен здесь горели свечи. Десятки свечей. Среди них были старые, давно потухшие. И были новые, недавно зажженные.
Рядом лежали детские игрушки. Модельки машинок, фигурки солдатиков, трансформеров. От одной свечи до другой протянулся деревянный поезд. Было видно, что игрушки очень старые, потертые. Но на них не был грязи. Не было пыли. Их часто протирали.
Маша встала, не веря своим глазам и забыв о боли.
Подошла ближе.
Над свечами были пришпилены к стене семь фотографий.
Бездомный Саша Белый был снят в тот момент, когда доставал из мусорного ящика пустую бутылку.
Бригадир плиточников Алишер Эльмуродов стоял на фоне каких-то строительных конструкций.
Бывший нацист и нынешний фермер Глеб Родионов выходил из роддома и на руках у него был туго спелёнатый сверток с розовой ленточкой. Глеб был счастлив.
Ублюдок Воронцов высовывался из окна геленвагена, и судя по виду, эта фотография тоже была не новой. Возможно, пятнадцатилетней.
Профессор Садовский стоял за кафедрой и вещал. На переднем плане размытым пятном выделялись голые девичьи ноги.
Фото Воеводина было с его пропуска в управление. Парадный мундир, серьезный и ничего не значащий взгляд в камеру.
Все фотографии были перечеркнуты крест-накрест жирным черным маркером. Даже фотография Садовского.
Все, кроме последней.
Маша подошла к седьмой фотографии.
Ее бывший муж, Иван Политов, был сфотографирован выходящим из городской администрации. Он улыбался, был чисто выбрит и хорошо одет. Это было лето его триумфа. Он получил грант от властей на исследования по местным сектам. Дома его ждала счастливая семья. Впереди было безоблачное будущее.
До катастрофы оставалось два месяца.