Свет внезапно погас.
Налетел ветер и враз потушил все свечи, погрузив комнату в кромешную тьму.
Собровцы ворвались шумной гурьбой. По стенам заходили ходуном лучи фонарей.
- Всем стоять! Руки за голову!
Ольги не было.
- Где она?!
- Обыскать все!
- Лейтенант, тут какая-то дыра в стене. Похоже на шахту.
***
На ночь нижегородский кремль обычно закрывали, и он превращался в пустую крепость-призрак, где горели тусклые фонари, чернели оконные дыры административных зданий и жил только ветер, налетающий с откоса.
Крепостные стены огораживали довольно большое пространство в 22 гектара, чуть меньше его московского собрата. Весь север этого пространства представлял собой пустырь, заросший бурьяном, кустарником и редкими деревьями. Здесь не было ни домов, ни церквей, ни фонарей, ни достопримечательностей. Люди сюда даже днем редко забредали.
Она откинула пласт травянистого дерна, под которым прятался тайник.
Вытащила ручной садовый бур, несколько сумок и двухметровую, свежеизготовленную Мару, завернутую в тряпки. Все это она привезла еще накануне, договорившись с таксистом, который за пару тысяч согласился не задавать лишних вопросов и подвести странную пассажирку прямо к стене, под которой прятался узкий лаз.
Травянистый пригорок находился аккурат между Зачатьевской башней, которую в летописях называли Белой, башней любви и зарождения жизни. И Борисоглебской. Башней трагической гибели, предательства и крови. Лучшего места для Мары было не сыскать.
Бур легко вспорол мягкую землю, выпростал на траву глинистые внутренности.
Когда глубина и ширина земляной вагины показалась ей достаточной, она подняла Мару и осторожно опустила. Столб вошел в отверстие как влитой.
Тряпье упало к ногам, обнажив деревянное тело.
Мара, богиня смерти, колдовства и справедливости, смотрела на нее огромными глазами, и в этих глазах было что-то смутно знакомое.
Она отошла на пару шагов, чтобы получше разглядеть собственное творение.
Это был шедевр. Богиня казалась живой. Ее глаза обещали гибель, полные губы готовились произнести приговор, а тело хотело любви. У нее был только один недостаток. Ее лицо было человеческим. Обычно боги так не выглядели.
Она не помнила почему так получилось. Боги рождались в трансе и клубах дыма от сожженных чародейских трав. И любой их недостаток имел значение.
Со стороны налетел холодный ветер, и она поежилась.
Ее покрытое белым ведовским составом обнаженное тело уже давно отвыкло от таинств. Свежие шрамы горели и до сих пор кровоточили. Теперь знаки волхвов покрывали не только плечи, живот и груди. Витиеватые красные узоры тянулись по ногам и заходили на внутреннюю поверхность бедер. Там можно было разглядеть вереницы пленников, трупы врагов и сожженные города. Такие же знаки тянулись по всему телу Мары, превращаясь то в рубленые руны, то в тайнописную вязь.
Она шагнула к идолу, провела ладонью по деревянному лицу и прошептала:
- Сегодня ты умрешь, богиня.
Мара не ответила. Она продолжала улыбаться.
Первым из сумки был извлечен толстенный пухлый том древней рукописи.
«Целебник, или Тайное писание» она положила богине в ноги, раскрыв на странице с подорожником и болиголовом.
Высыпала рядом распечатки с начальными расшифровками. Положила с десяток твердотельных накопителей, на которых хранилась вся документация по модификатору. Добавила флешек, с которыми не успела разобраться. Пробирок с перламутровой жидкостью и контейнер с основой для химреакции.
Облила приготовленное пиршество из канистры.
И достала список «Наследия» тридцатилетней давности.
- Прощай, - сказала и щелкнула зажигалкой.
Ключ к шифру вспыхнул и спланировал вниз.
Гудящее пламя за мгновение объяло богиню и поднялось до небес.
Внизу плавился пластик и скукоживалась бумага. На чернеющих листах «Целебника» проявились колонки белых цифр и тут же рассыпались в прах.
Огонь лизал Мару как любовник, заставляя ее плакать смолой и стонать. Он становился все плотнее, стирал ее руны, тайнопись и символы. Пожирал ее тело как древний андрофаг. Добрался до сгустков смолы и вспыхнул с новой силой. Покрыл ее лицо дрожащим маревом, и тогда оно и в самом деле ожило.
Глаза распахнулись и в них уже не было обещания смерти, а был только страх. Губы приоткрылись, и в них почудилась беззвучная мольба о помощи.
Ее шатнуло.
Она узнала это лицо.
Сквозь пламя на нее смотрела и умирала четырнадцатилетняя Оля. Кукольное личико с пухлыми вечно улыбающимися губками и наивными миндалевидными глазами.