На том конце провода сдавленно заперхали.
- Вот за прямоту тебя уважаю. Невзирая на ранги и все такое. Ближе так ближе. Изволь. Нам птичка напела, что ты опять «Наследием» занялся. Влиятельные люди вышли на связь и поставили вопрос. Ты понимаешь?
- Понимаю.
- Так какого хрена?
- Появились новые данные.
- Засунь свои данные куда-нибудь подальше. Так, чтобы их никто не нашел, даже когда ты на пенсию выйдешь.
- Это будет сложно сделать. Данные слишком сильно выпирают. Не спрячешь.
- А ты постарайся. Мне ли тебя учить? Оставь уже в покое этих ботанов. Они совершенно безобидны. Пусть строят из себя масонскую ложу и копаются в своем краеведении. Тебе-то что? Или и впрямь веришь, что они там у вас кого-то режут?
- Вера – не есть метод работы следственных органов. Я на фактах специализируюсь. Если факты скажут мне, что они не причем – оставлю в покое.
- Ты не понял, - в телефоне сквозь вальяжность прорезались металлические нотки. – Это не просьба. И даже не рекомендация. Это приказ. Не трогай.
Воеводин натянуто рассмеялся.
- Приказ? Федеральный закон от декабря 2010-го читал? Пункт третий помнишь? Кто осуществляет руководство деятельностью комитета и приказы раздает? Думаешь, ты на него похож?
- Ты мне студента не строй, Воеводин. Прекрасно знаешь, что я без всяких законов тебе хорошую жизнь устрою. Никакой прокурорский надзор с главным управлением рядом не заваляются. Просто запомни. Наверху не хотят, чтобы ты приплетал к своему расследованию этих ряженых. И не наше с тобой дело, почему не хотят. Просто не хотят и всё. Будешь ссать против ветра – раздавят и не заметят. Поедешь на дачу грядки копать. В лучшем случае. Всё понял? Привет жене и дочке. Бывай.
Короткие гудки.
Воеводин медленно опустил трубку.
Времени оставалось все меньше.
***
Он лежал на балконе, и мраморные нижегородские купцы смотрели на него сверху вниз.
По низкому небу бежали сизые облака. Было уже утро.
Иван со стоном приподнял голову. Все вокруг завертелось.
- Не знал, что ты скульптурой увлекаешься.
Усманов сидел рядом на табуретке, участливо смотрел на Ивана и улыбался.
- Что? – еле пошевелил губами Иван. – Ты о чем?
- О скульптуре, конечно, - сказал Усманов. – Удивительный ты человек, Политов. И ученый, и журналист, и частный детектив. А теперь, оказывается, еще и современный художник. Акционист, можно сказать. Мастер перформанса. Стихи не пишешь?
- Я тебя не понимаю. Что ты здесь делаешь?
- Работаю, конечно. А ты что подумал?
Иван помотал головой, пытаясь избавиться от шума в ушах.
- Думал, меня воронцовские боевики в какой-нибудь подвал засунут, - пробормотал он.
- Воронцовские боевики хотели с тобой кое-что похуже сделать. Но мы вовремя приехали. Скажи «спасибо».
- Спасибо.
Иван попытался встать, но тут же сел обратно. Голова гудела, как растревоженный улей.
- Как ты узнал, что Воронцов имеет отношение к тем развалинам? – спросил Усманов.
- Вывеска. Он человек тщеславный. Сделал вывеску со своей фамилией. Даже отремонтировать и открыть ресторан не успел.
Усманов покивал.
- Да. На него похоже. А зачем так жестоко с ним обошелся? Говорить не хотел?
- Что-то вроде. Такие, как он, только силу понимают.
- Это точно. Но я чуть не сблевал, когда его увидел.
Иван посмотрел непонимающе.
Усманов вздохнул и встал с табурета.
- Ну, хватит рассиживаться. Поехали оформляться.
Он взял Ивана под локоть и помог подняться.
- Только вот давай не будем время терять, - сказал Иван. – Воронцов одну зацепку подбросил, надо ее срочно проверить. Доставай протоколы, здесь все оформим. Что у меня там? Проникновение в жилище, нанесение увечий? Сам Воронцов-то что говорит?..
Он осекся.
На одном из постаментов вместо расколотого и лежащего на полу бюста бугрилось нечто бесформенное, сизо-красное в потеках глянцевой белой краски. Внизу краска смешивалась с кровью и сочащимися внутренностями и до сих пор сползала по постаменту вниз.
К горлу стремительно подкатил комок, и Ивана тут же вывернуло наизнанку, когда он понял, что увидел.
- Экий ты слабый, - насмешливо сказал Усманов. – Лечиться надо, а не бухать. Кстати, чем ты его так располовинил? Бензопилой? Оружие где?
Иван схватился за парапет, хрипло дыша.
Отрубленная по грудь и лишенная рук часть туловища нависала над постаментом, как мешок с картошкой. Лысая голова Воронцова была сплошь залита белой краской и напоминала шар для боулинга. Мертвые глаза были раскрыты.
- Говорят, он хотел встать в один ряд с этими своими купцами столетней давности, - Усманов кивнул на череду мраморных бюстов. – И вот, гляди-ка, действительно встал. Знатный троллинг, Политов. Уважаю. Не хуже хера в плену у ФСБ. Сам придумал?