Паша доброжелательно поднял зажатую в руке бутылку водки.
- Будешь?
Фигура молча постояла, переминаясь с ноги на ногу, словно раздумывая. Потом мотнула головой, прыгнула к склону, и быстро стала карабкаться наверх, перескакивая с камня на камень, как паук. Через минуту ее уже не было видно.
- Ну и как хочешь, - обиженно сказал Паша. – Мне больше достанется.
***
Иван словно в ступоре рассматривал стену и не мог отвернуться.
Здесь были десятки, а может и сотни отпечатков детских ладошек. Выцветших, потемневших, смазанных, но еще вполне различимых.
Маша медленно провела по одному из них пальцем.
- Четыре года, - тихо сказала она. – Четыре года она ходила в эту гребаную горнолыжную секцию, и мы спокойно ее сюда отпускали. Когда она пропала, у меня даже в мыслях не было здесь проверить. Она же почти год как бросила. – Маша повернулась к нему. - А помнишь, мы у нее допытывались, почему бросила, а она не хотела отвечать? Может, что-то увидела, может почувствовала… Испугалась. А мы, идиоты, даже не стали раскапывать. Ну бросила и бросила. Подумаешь… А эти твари потом за ней пришли. Когда им сказали.
Иван прошел по комнате, разглядывая нары. На металлических поверхностях виднелись инвентарные номера. Кое-где торчали стойки капельниц.
- А что наверху? – спросил он.
- Ничего. Уже давно. Наверное, они все свернули тогда же, пять лет назад. Даже мебели не осталось. Только вот здесь, в подвале…
- Надо достать хозяев здания. Взять за шкуру, вытащить из теплых постелек.
- Надо. Только они наверняка давно свалили.
- Все равно. Здесь должны остаться какие-то следы.
- Криминалисты через пару часов приедут. Пока мне удалось найти только вот это.
Она кивнула на обожженную амбарную книгу, лежащую на покосившемся письменном столе.
- Они сжигали документацию. В печке гора пепла. Но эту не дожгли. Наверное, спешили.
Иван подошел ближе и осторожно перевернул ломкие коричневые страницы.
Половина книги была исписана аккуратным почерком, половина оставалась пустой.
- Это какая-то таблица, - сказал он. – Перечисление.
- Ты удивительно наблюдателен, Политов, - саркастически заметила Маша.
Он пробежал глазами записи.
10107518 Крабс ЗЧ5 СПГГП
15127518 Текна ЗЧ4 СППМ
25017519 Блум ЗЧ2 СП
- Что все это значит?
- Ты у нас спец по шифрам. Должен понять.
- Я не вижу здесь шифра. Непонятные числа, странные слова. Это какие-то инвентарные номера и названия товара.
- Товара, - сказала она. – Да. Ты угадал. Товара. Тут перечислены герои популярных детских мультиков. «Губка Боб», «Вингс», «Время приключений». Даже «Маша и медведь» со старыми сериалами от Диснея. Видимо, эти уроды присваивали детям имена их любимых персонажей. И проводили инвентаризацию. Как с любым товаром.
- А что значит ЗЧ?
Ивану показалось, что она резко побледнела.
- Я тебе лучше покажу.
Неприметная дверь скрывалась между нарами и была выкрашена в тот же серый цвет, что и стены. Ее легко было пропустить.
Маша вошла первой.
Это было низкое квадратное помещение. Вдоль стен стояли медицинские шкафы с разбитыми стеклами. В углу торчал нержавеющий умывальник. В центре стоял массивный металлический стол, над которым нависал операционный светильник. Все это напоминало то ли кустарную хирургию, то ли прозекторскую.
Иван похолодел.
- Именно тут они это делали, - тускло сказала Маша. – Резали детей и забирали органы. Сердце, почки, печень. Все, что можно продать. Детские органы дорого стоят на мировом рынке. То, что оставалось – выбрасывалось. В штольни. Где ты их и нашел. Но ты нашел не всех. Ведь в книге страниц пятьдесят убористого текста. ЗЧ – это запчасти. Вот что это такое. ЗЧ, а потом перечисление, какие именно органы вырезали. Чтобы не забыть и выставить счет покупателям. Тут явно было большое… производство.
- Откуда ты…
- Там в углу, - перебила она, - термоконтейнер для перевозки органов. Оглянись. Зачем еще все это может быть?
Иван на негнущихся ногах прошел к шкафам.
Валяющийся на полу грязный синий чемоданчик был закрыт.
- Он пуст, - сказала Маша. – Но это ничего не значит.
До Ивана вдруг дошло, что он не дышит. Голова шла кругом. Он рванул дверь и вывалился из комнаты, к нарам.
- Их держали под наркотой, - сказала вслед Маша. – Видишь капельницы? Держали долго. Пока не получали заказ. Ведь органы должны быть свеженькими. А потом резали. Я посчитала. Тут двенадцать нар. Двадцать четыре спальных места. С кожаными ремнями, наручниками и капельницами. Двадцать четыре ребенка. Если одного разделывали, тут же на его место клали нового. Оставляя только отпечаток ладошки на стене. На память.